Дик Френсис - Дикие лошади

– Вы! – яростно зашипел он, уставившись на меня через маленький стол в баре отеля «Бедфорд Лодж» – слишком людном месте, чтобы как следует выразить эмоции, – вы изменили сценарий.

– Ну, не очень сильно, – примирительно ответил я. – Большинство слов в нем, безусловно, ваши.

– Но не чувства, – не успокоился он. – Вы умышленно извратили мои намерения. Вы велели Нэшу потерять контроль и угрожать Сибберу. Вы велели ему выглядеть убийцей, вы сделали это, иначе он не смог бы и подумать об этом, прочитав то, что написал я.

– Послушайте, Говард, – смиренно сказал я, – нам лучше раз и навсегда прийти к пониманию. Я не хочу ссориться с вами. Я хочу, чтобы мы работали вместе и сделали хороший фильм. Вы подписали контракт…

– То, что вы считаете хорошим фильмом, – перебил он, – и то, что я считаю фильмом по своей книге, – это совершенно разные вещи. Все, о чем заботитесь вы, – это то, сколько денег он принесет.

Для успокоения нервов я сделал большой глоток коньяка (к черту безалкогольную этику!) и решил объяснить несколько основных принципов киномира витающему в облаках идеалисту, сидящему напротив меня. Его аккуратные круглые очки поблескивали поверх серьезных карих глаз, а узкие губы были обиженно поджаты.

– Я – это имя, – настаивал он. – Мои читатели ожидают утонченности, сдержанности и психологической глубины. А вы предлагаете им секс и жестокость.

– Хотите еще водки с клюквенным соком?

– Нет.

– Говард, – сказал я, – разве вы не понимаете, на что согласились? О'Хара собрал воедино команду, ради которой фильм финансируется одной из семи ведущих киностудий. Как ни жаль, она не может вкладывать деньги в унылые, слюнявые ленты, которые можно крутить только в элитных киноклубах. Бизнес предназначен для того, чтобы получать прибыль. Такова изнанка, Говард.

– Это непристойно, – с осуждением произнес он.

Я продолжал:

– Шеф О'Хары договорился с компанией и пообещал, что сделает с нами такой фильм, на котором она, по крайней мере, не потеряет вложенные деньги. Ваш собственный мягкий взгляд на этот древний скандал, очевидно, чудесно сработал в контексте романа, и я пытаюсь многое из этого сохранить в фильме. Я сражаюсь на вашей стороне, что бы вы ни думали.

– Что, например, вы пытаетесь сохранить? – спросил он уязвленно.

– Вы полностью написали первую четверть полупризрачной истории о любовниках женщины, которая закончила жизнь в петле.

– Да.

– Ее грезы и сны идут на экран, – напомнил я ему. – Ее любовники – это жокеи, как вы их описали. Но кем были настоящие жокеи? Ездили ли они на лошадях, которых тренировал ее муж?

– Они существовали в ее сознании.

– Но почему она повесилась, Говард? Убил ли ее один из ее призрачных любовников? Сделала ли она это сама? Или ее муж?

Выдержав паузу, он ответил:

– Никто этого не знает.

– Я знаю, что никто не знает, – отозвался я. – Но концовка без какого-либо объяснения не заставит людей платить за просмотр фильма.

Он саркастически изрек:

– Опять изнанка.

– Я дам вам этих призрачных любовников, – сказал я. – А вы разрешите мне земное объяснение.

– Это нечестно.

Я уставился на него. Он был достаточно взрослым, чтобы понимать – в мире существует мало честных вещей. Многие дети в пять лет уже открывают это.

– То, с чем мы имеем дело здесь, – начал я, меняя предмет разговора, – это три версии одной и той же истории.

– Что вы имеете в виду?

– У нас есть история, описанная в вашей книге. У нас есть история, которую мы снимаем в фильме. И где-то вне поля зрения, далеко позади во времени, осталось то, что случилось на самом деле. Три взгляда на одни и те же факты.

Говард не стал спорить.

– Я хочу, Говард, чтобы в воскресенье вы представили рациональное объяснение смерти жены тренера.

– Но уже вечер четверга! – в ужасе воскликнул он.

– У вас в буквальном смысле были годы, чтобы разработать свою версию.

– Но нет фактов!

– Тогда стройте догадки.

– Я не могу, – агрессивно запротестовал он. – Я пытался.

– Тогда это сделаю я, – заключил я. – Я буду работать с вами над теми сценами, которые необходимы. Мы будем использовать ваш сценарий в основном так, как он написан, но ваша расплывчатая концовка неприемлема.

– Но так и было. У этой истории нет развязки.

– В фильме она должна быть.

– Разве вам безразлична истина?

– Возможно, если мы посмотрим достаточно внимательно, – сказал я, лишь наполовину подразумевая это, – мы сможем сами добраться до фактов, выяснить, что же случилось на самом деле?