Дик Фрэнсис - Игра без козырей

Я медленно обошел детскую, трогая вещи, вспоминая, как любил ее, и сознавая, что пути назад нет. Если бы в этот момент она неожиданно вошла, мы бы не бросились друг другу в объятия и не помирились бы, утонув в слезах.

Взяв в руки одноглазого медведя, я присел в розовое кресло. Трудно сказать, когда наш брак дал трещину. Потому что лежащие на поверхности причины не всегда истинны. Повод для наших ссор всегда бывал один и тот же — мое честолюбие. Когда я в конце концов вырос и стал слишком тяжелым для скачек без препятствий, то переключился на стипль-чез. Это случилось за сезон до нашей свадьбы, и я хотел стать в стипль-чезе чемпионом. Для достижения этой цели мне полагалось мало есть, почти не пить, рано ложиться спать и не заниматься любовью накануне соревнований. К несчастью, Дженни больше всего на свете любила далеко за полночь засиживаться в гостях и танцевать. Вначале она охотно отказывалась от любимых удовольствий, потом менее охотно и наконец с возмущением. В конце концов Дженни стала ходить в гости одна.

Перед расставанием Дженни сказала, что я должен выбрать: или она, или скачки. Но я действительно стал чемпионом и не мог сразу бросить стипль-чез. Тогда Дженни ушла. По иронии судьбы, через полгода я потерял и скачки. Лишь постепенно я пришел к пониманию, что люди не расходятся только потому, что один любит компанию, а другой — нет. Сейчас я думал, что страсть Дженни к развлечениям была результатом того, что я не мог дать ей чего-то основного, что было ей необходимо. И эта мысль совсем не прибавляла мне ни самоуважения, ни уверенности в себе.

Я вздохнул, встал, положил на место одноглазого медвежонка и спустился в гостиную. Одиннадцать часов ветреного осеннего утра.

В большой уютной комнате была только Дория. Она сидела на подоконнике и читала воскресные газеты, валявшиеся вокруг нее на полу в ужасном беспорядке.

— Привет. — Она взглянула на меня. — Из какой дыры вы выползли?

Ничего не ответив, я подошел к камину.

— Чувствительный маленький человек все еще обижен?

— У меня такие же чувства, как и у любого другого.

— Так вы и на самом деле умеете говорить? — насмешливо удивилась она. — А я уже начала сомневаться.

— Умею.

— Ну тогда расскажите мне, маленький человек, о своих неприятностях.

— Жизнь — всего лишь чашка с вишнями, — скучным голосом объявил я.

Спрыгнув с подоконника, Дория подошла к огню. В узких в обтяжку брюках с рисунком под шкуру леопарда и в черной шелковой мужского покроя рубашке она вопиюще не соответствовала окружающей обстановке.

Дория была такого же роста, как Дженни, и такого же роста, как я, — пять футов и шесть дюймов. Мой маленький рост всегда считался ценным качеством для скачек. И я никогда не смотрел на него как на помеху в жизни, ни в личной, ни в общественной, и никогда не понимал, почему многие думают, что рост сам по себе очень важен. Но было бы наивностью не замечать, что широко бытует мнение, будто ум и сердце соответствуют росту: чем выше, тем достойнее. Человек маленького роста с сильными чувствами всегда воспринимается как фигура комическая. Хотя это совершенно неразумно. Какое значение для характера имеют три-четыре лишних дюйма в костях ноги? Наверно, мне повезло: из-за трудного детства и плохого питания я рано понял, что буду маленьким, и больше не задумывался над этим, хотя и понимал, почему невысокие мужчины так агрессивно защищают свое достоинство. К примеру, девушки типа Дории постоянно пускают шпильки, и когда они называют человека маленьким, то рассчитывают его оскорбить.

— Нашли себе здесь тепленькое местечко, маленький человек, да? — Она достала сигарету из серебряного портсигара, лежавшего на каминной полке.

— Да.

— На месте адмирала я бы вышвырнула вас вон.

— Спасибо. — Я не сделал даже попытки зажечь для нее спичку. Дория сама нашла коробку и прикурила.

— Вы чем-то больны или что?

— Нет. С чего вы взяли?

— Вы едите какую-то чудную пищу и выглядите таким болезненным маленьким червячком... Очень интересно. — Она выпустила дым через ноздри. — Дочери адмирала, наверно, смертельно понадобилось обручальное кольцо.

— Воздадим ей должное, — спокойно проговорил я. — По крайней мере, она не подцепила богатого папашу вдвое старше себя.

На мгновение я подумал, что она, как в романах, которые читает, залепит мне пощечину, но в одной руке она держала сигарету, а другой могла не дотянуться. Вместо пощечины она сказала: