Дик Фрэнсис - Рефлекс змеи (Отражение)

Старая дилемма стояла по-прежнему. Если я передам полиции или страховой компании подтверждение подлога, совершенного Элджином Йаксли, то мне придется рассказать, откуда я взял снимки. От Джорджа Миллеса... который писал письма с угрозами. Джордж Миллес, муж Мэри, которая выбиралась, опираясь на слабые руки, из обломков своей жизни. Если правосудие состоит в том, чтобы еще глубже сбросить ее в бездну рвущего душу ничтожества, то пусть оно подождет.

Шарпенер скакал в третьем заезде. Не самое великое событие этого дня — не то что четвертый заезд на Золотой кубок, спонсированный производителем бренди, а просто почтенные двухмильные скачки. Шарпенер стал фаворитом из-за своей победы в Кемптоне, и с такой же жизнерадостностью он прошел большую часть ньюберийского длинного овала четвертым. У третьего от конца препятствия мы были третьими, у второго от конца — вторыми и вырвались вперед на последнем. Я понукал его и пятками, и так, и, Господи, думал я, мне бы сейчас те силы, что я растратил в драке в Хорли...

Шарпенер победил, а я выдохся, что было просто нелепо. Гарольд, сияя, смотрел, как я неуклюже вожусь с застежками сбруи в загоне для победителей. Лошадь, топая копытом, чуть не сбила меня с ног.

— Ты ведь только две мили скакал, — сказал Гарольд. — Что за чертовщина с тобой творится?

Я расстегнул застежки и стащил седло, и ощутил, как мои руки снова наливаются силой. Я усмехнулся Гарольду и сказал:

— Ничего... Это был чертовски славный заезд. Я в прекрасной форме.

— Ага, в прекрасной форме. Оно и видно, что ты того гляди сдохнешь. Ты победил. На любых скачках, которые ты выигрываешь, ты в чертовски прекрасной форме.

Я пошел взвешиваться, оставив его в кругу спортивных репортеров и сбежавшихся с поздравлениями людей. Пока я сидел на лавке у своей вешалки, ожидая, когда вернутся силы, чтобы добрести назад, я решил, что буду делать с Элджином Йаксли.

В последние две недели я прибрел привычку брать с собой в машину не только две мои любимые фотокамеры, но и фотографии, которые держал на всякий случай. Там были копии снимков Лэнса Киншипа, хотя он сам и не появлялся, и те четыре фотографии, что касались Элджина Йаксли. Сразу после большого заезда я вышел и принес их.

Вторая лошадь, на которой я должен был выступать, считалась новичком в скачках с препятствиями и скакала в последнем заезде. Поскольку участников заезда для новичков было так много, что пришлось разбить их на две группы, последний заезд в тот день был седьмым, а не шестым. Это давало мне дополнительное время, которого как раз хватало на то, что я задумал.

Найти Элджина Йаксли было не так уж и трудно, сложнее было оттащить его от Барта Андерфилда.

— Могу ли я минуточку поговорить с вами? — сказал я Йаксли.

— Ты не скачешь на наших лошадях, — начальственно заявил Барт. — Потому не трать время и не проси.

— Можешь оставить их себе, — сказал я.

— Тогда чего тебе надо?

— Я хочу передать мистеру Йаксли весточку. — Я повернулся к Йаксли. — Это частное послание, только для ваших ушей.

— Ладно, ладно, — нетерпеливо сказал он. — Подожди меня в баре, Барт.

Барт что-то рычал и упирался, но наконец ушел.

— Лучше нам отойти туда, — сказал я Элджину Йаксли, кивнув на пятачок травы у входа, подальше от огромной толпы народу, у которых ушки на макушке и глаза любопытные. — Вам не захотелось бы, чтобы нас кто-то услышал.

— Что это все за чертовщина? — сердито спросил он.

— Послание от Джорджа Миллеса, — сказал я.

Его острое лицо напряглось. Маленькие усики встопорщились. Самодовольное выражение сменилось ярко выраженным паническим страхом.

— У меня тут кое-какие фотографии, — сказал я, — которые вам захотелось бы посмотреть.

Я отдал ему картонный пакет. “Второй раз, — подумал я, — наносить удар куда проще. Может, я просто огрубел душой... или просто мне не нравится Элджин Йаксли”. Я безо всякой жалости смотрел, как он вскрывает конверт.

Сначала он побледнел, потом побагровел, и крупные капли пота пузырями вспухли на его лбу. Он просмотрел все четыре фотографии и обнаружил там всю историю — встречу в кафе, два письму Джорджа и убийственную записку фермера Дэвида Паркера. Он поднял на меня больные, недоверчивые глаза. Голос его не слушался.

— Не торопитесь, — сказал я. — Я так и знал, что это окажется для вас потрясением.

Он зашевелил губами, словно упражнялся, но не сумел произнести ни слова.