Лариса Капицына - Дело №346

Очень давно, когда Савва был еще ребенком, Дар был более ощутимым, более… смелым. Он реагировал на самые разные предметы, вещи, ну и на людей, конечно. В первую очередь, на людей. Стоило Савве прикоснуться к кому-нибудь – внутри у Саввы, где-то на уровне глаз, начиналось свечение, очень красивое. Его цвет, мерцание, яркость зависели от того, что чувствовал Дар. Прикосновение к маленьким детям, к их вещам вызывало у Дара щенячий восторг, и он светился радостью, переливался разными цветами, как калейдоскоп. Море внушало Дару восторженный страх, а если поднимались большие волны, вызывало легкую панику, и Дар заливал Савву потоком синего цвета. Когда мать гладила Савву по голове, Дар излучал нежное, обвалакивающее свечение с немного неровными импульсами, должно быть потому, что она всегда была чем-то обеспокоена и часто тревожилась по пустякам.

Однажды мать, раговаривая по телефону, сказала кому-то раздраженно: «Ну извините меня, ради бога! Если бы я знала, что это случится, я непременно вас предупредила бы. Но я не знала. Я не обладаю даром предвидения.»

Савва валялся в постели с воспалением легких, ему было скучно, и он спросил, когда она подошла и потрогала его лоб прохладной рукой:

– Мам, что такое дар предвидения?

– Что? Какой дар? Ах, вот ты о чем! – мать засмеялась, вспомнив собственные слова, и уже серьезно объяснила:

– Это такие способности, когда заранее знаешь, что произойдет. Или если, скажем, какой-нибудь человек задумает тебе навредить, ты прочтешь его мысли и не позволишь ему это сделать…

– А почему «Дар»?

– Потому что такие способности – это дар свыше, понимаешь? Он дается только очень редким людям. Особенным.

– А ты бы хотела иметь дакой дар? – не отставал Савва.

– Конечно, хотела бы! Если бы у меня был такой дар, я бы ни за что не поддалась на твои уговоры и не отпустила бы тебя на каток в ту субботу. – и горестно вздохнула. – Хотя я и без всяких даров знала, что ты заболеешь. Тебе совершенно нельзя переохлажадаться. Вторая пневмония за полгода! Это просто безобразие…

Мать заставила Савву померить температуру, выпить противное лекарство и все это время сетовала на климат, на слабое Саввино здоровье, на собственное легкомыслие… А Савва уже не слушал ее. Он думал, что может быть, он особенный, раз у него есть этот подарок свыше. И с тех пор стал мысленно называть свои странные ощущения Даром.

Дар заявлял о себе очень часто, особенно когда ему что-то нравилось. Он действительно напоминал жизнерадостного щенка, очень дружелюбного и любопытного.

Но в восьмилетнем возрасте, отдыхая с матерью на море, Савва впервые столкнулся с повзрослевшим Даром.

Они сняли комнату в большом доме, почти у самого моря. Мать долго торговалась с домовладелицей, тетей Грушей, жизнерадостной, толстой старухой: мать напирала на тесноту (в доме жили еще две семьи) и отсутствие комфорта (удобства во дворе), тетя Груша – на свежий морской воздух, близость пляжа и собственное гостеприимство. Когда они, наконец, сторговались, Савва вздохнул с облегчением потому что боялся, что они никогда не договорятся, а ему не терпелось поскорей пойти купаться.

Сожители оказались людьми приветливыми, дружелюбными, и когда все завтракали за длинным столом в саду, Савве казалось, что они с матерью – члены одной большой семьи.

Кстати, именно за завтраком тетя Груша и сообщила всем, что ночью свободную комнату снял парень, студент, и теперь у них будет еще один сожитель.

Парень вышел к столу, жадно вдыхая свежий утренний воздух, смачно потянулся и объявил, что его зовут Серега. Кудрявый, рыжий, как морковка, в клетчатой рубашке и потертых джинсах, он всем понравился, особенно своей простецкой улыбкой с широким просветом между передними зубами. Веселый, по-студенчески бесшабашный, Серега быстренько со всеми перезнакомился и потом часто веселил отдыхающих разными байками и случаями из жизни, а когда погода портилась и купание отменялось, пел под гитару песни собственного сочинения. По крайней мере, так он говорил. Если кто-то сомневался в его авторстве, он неистово божился и клялся здоровьем своих родителей, что написал эту песню только что, буквально полчаса назад. Конечно, он ужасно много врал, не без того! но все относились к нему с симпатией, и мать сказала как-то: «Бывают же такие люди, легкие, беззаботные, как мотыльки. Даже завидно.» И вздохнула. Для нее беззаботность была непозволительной роскошью: она растила сына одна, на мизерную зарплату, и, чтобы раз в год вывезти его к морю, приходилось изрядно покрутиться.