Антон Леонтьев - Тринадцатая Ева

Убивать ее нельзя, во всяком случае пока… Эти слова Юнгштедт произнес будничным тоном, как будто… Как будто ему ничего не стоило отдать приказ о ликвидации человека. И как будто он отдавал такие приказы и раньше.

Доктор Чегодаев не сомневался, что отдавал.

Только раньше речь шла о конкурентах по бизнесу, а теперь – о собственной жене!

– А отчего такая спешка, позвольте полюбопытствовать? – произнес профессор.

– Позволяю. Полюбопытствовали. И достаточно. Делайте, что приказано, Аркадий Ильич, и задавайте меньше вопросов. Вам платят именно за это, а не за то, чтобы вы давали советы и выполняли требования! Поэтому ее и поместили к вам. Ясно, профессор?

Послышались шаги. Доктор в ужасе понял, что его вот-вот разоблачат. В последний момент он заметил витой ключ в двери, повернул его и увидел крошечную комнатушку, в которой стояла каталка с щетками, ведрами и разнообразными бутылками с чистящими средствами.

Он забился в нее, с трудом удерживая дверцу дрожащими руками. Нет, он не боялся того, что произойдет, если эти мерзавцы, столь спокойно обсуждавшие варианты убийства Евы, обнаружат его присутствие. Он надает им обоим по их лощеным мордам и даже скроется, не будучи задержанным телохранителями Юнгштедта.

Но тем самым он выдаст себя и свою осведомленность, и тогда эти нелюди изменят свой первоначальный план и перебазируют Еву в другое место.

Удерживать дверцу было крайне неудобно, и доктор Чегодаев вдруг понял, что она выскользнула у него из рук. Дверца немного приоткрылась, и в образовавшуюся щель он заметил стоявшего около умывальника Юнгштедта, державшего руки под струей воды.

Доктор смотрел в спину этого монстра, сдерживая желание выскочить из каморки и броситься на этого подлого типа. Словно чувствуя его взгляд, олигарх поднял глаза и уставился в висевшее перед ним зеркало в тяжелой оправе. И доктору Чегодаеву показалось, что они на мгновение встретились глазами.

А что, если он почувствовал на себе взгляд? Что, если он сейчас двинется к каморке и распахнет дверь…

Мимо дверцы, насвистывая, прошел профессор Васильев-Дельгадо.

– Все будет по высшему разряду! Сделаем из нее «овощ», который на любой сельскохозяйственной выставке почетную грамоту получит! – заявил он, зашелся лающим хохотом и вышел.

Юнгштедт, тщательно вытирая руки бумажным полотенцем, произнес, когда дверь за профессором захлопнулась:

– Все же я вам не доверяю, профессор. Но с вами мы разберемся позднее. Не выношу людей, которые не моют руки после туалета.

Скомкав использованное бумажное полотенце, он швырнул его в ведро, а потом подошел к двери. На мгновение задержавшись, он закрыл дверь, и Дмитрий Иннокентьевич услышал звук поворачиваемого ключа.

– А еще больше я не выношу двери, которые раскрываются в самый неподходящий момент!

И вышел прочь.

Доктор Чегодаев, выждав для верности минуту или две (и опасаясь, что педантичный олигарх вернется), осторожно толкнул дверь.

Та сидела прочно. Пришлось приложить большие усилия, чтобы вышибить ее. Хорошо, что замок был простой. Вылетев из каморки и едва не ударившись животом о фарфоровый рукомойник, доктор быстро привел себя в порядок и вышел из туалета.

Вручение премий возобновилось, кажется, судя по тому, как надрывался кто-то, певший то ли о скрипочке, то ли о шарманке, шел музыкальный номер с представителем российского песенного бомонда.

Больше здесь Дмитрию Иннокентьевичу делать было нечего. Он не встретил Еву – однако получил важную информацию. Поэтому он спустился по мраморной лестнице к гардеробу, забрал свой плащ и вышел на улицу.

Ему требовалось собраться с мыслями, а также выговориться. В голове мелькали разрозненные факты, однако ему никак не удавалось свести их воедино.

Приехав к себе домой (обитал доктор в роскошной квартире на последнем этаже стеклянного небоскреба, являвшегося частью элитного жилого комплекса «Золотой ключик»), он сделал то, что делал в исключительных случаях, – выпил водки.

Интересно, что после этого сразу полегчало и мысли потекли в нужном направлении.

Итак, проникнуть в рублевский особняк четы Юнгштедт было нереально. Вряд ли он мог, переодевшись дворецким, конюхом или лифт-боем, наняться к ним на службу. А даже если каким-то хитрым образом он там и окажется, свободно гулять по особняку у него возможности явно не будет, и до апартаментов Евы его никто не допустит.

Но кто сказал, что ему требовалось побывать в особняке, дабы узнать, что же случилось с Евой? К примеру, там ли она находится под домашним арестом, заперли ее в подвале или, кто знает, увезли в неизвестном направлении? Ведь от слуг, даже запуганных или получивших за молчание мзду, исчезновение хозяйки, тем паче сопряженное, не исключено, со скандалом или выяснением отношений, не утаить. Кто-то всегда что-то видит, слышит, знает.