Екатерина Лесина - Поверженный демон Врубеля

Кажется, они назывались герберы, но Стас не был уверен.

– Я нашла у вас в машине. – Людочка подняла папку. – Надеюсь, вы не против?

Стас кивнул. Не против. В нынешнем его положении быть против означало продемонстрировать высшую степень сволочизма и неблагодарности.

– Хорошо. – Людочка пила чай, а папку положила рядом. Читала она долго, сосредоточенно, то и дело возвращаясь к началу. – Любопытно… очень любопытно…

Стас не мешал.

Кофе пил, к слову, довольно неплохой. Оглядывался. Смотреть, честно говоря, было не на что. Обыкновенная квартира. Старая. Типичной планировки.

Этажом ниже такая же.

Коридор-тамбур со встроенным шкафом, из-за которого коридор становится вовсе крохотным. Две комнаты. Спальня-пенал, гостиная с парой огромных окон. Совмещенный санузел и балкон двухметровый, скорее служащий кладовкой и складом для хлама, который авось пригодится когда-нибудь.

– Неправильно это, – Людочка наконец отложила бумаги и, нахмурившись, потерла лоб. А пальцы у нее белые, длинные. И ногти короткие.

Без лака.

Действительно, неправильно, чтобы без лака. И короткие.

Но вряд ли она о ногтях.

Стасу следовало бы вопрос задать, но он молчал, ожидая, когда Людочка сама соизволит продолжить. Она же не спешила говорить, что именно показалось ей неправильным в бумагах.

Сидела, уставившись на холодильник. Новый, к слову, и потому выделяющийся среди древней мебели, что размерами, что гладкими очертаниями.

– Он говорил, что если вдруг… что-нибудь случится, то вы вздохнете с облегчением, – Людочка отодвинула папку на край стола.

– Мы… не особо ладили.

– Это я поняла. А почему?

Стас пожал плечами. Он и сам хотел бы знать, почему. Он ведь… он всегда хотел для Мишки самого лучшего, а тот упрямился. Да и вообще у обоих характер был не самый уживчивый, но характер – оправдание слабое.

– Да как-то… получалось.

Вернее, не получалось не то что жизни мирной, но даже разговора. А потому и разговаривали редко.

– Я помню вас… то есть вас обоих. Вы за ним всегда присматривали.

Стас снова пожал плечами. Присматривал. Как иначе‑то?

– И я Мишке завидовала…

– Чему?

– Тому, что у него старший брат имеется. Как тогда, когда у него в школе пенал отобрали, а вы драку устроили. Мама еще очень переживала, говорила, что вы избрали самый простой путь решения конфликта, силовой, а это к добру не приведет. Но вы же помните, наверное, мою маму…

Завуч в той самой школе, где учился Стас, а потом и Мишка.

Женщина в синем трикотажном костюме, который оставался неизменен на протяжении всех лет Стасовой учебы. Лицо у женщины мутное, размытое, но почему-то кажется, что Людочка на нее не похожа. Еще он помнил кожаный портфель, единственную, пожалуй, дорогую вещь, которую позволяла себе Анфиса Егоровна.

– Она запрещала мне водиться с вами. Полагала, что вы можете дурно на меня повлиять.

– Что с ней?

– Умерла. Рак.

– Сочувствую.

– Миша тогда очень… помог. Ей. И мне. Я не о деньгах, хотя деньги тоже… в долг. Я вернула.

В этом Стас не сомневался. Такие, как Людочка, слишком правильные люди, терпеть не могут долгов.

– Он с ней сидел. Разговаривал. Слушал… у мамы непростой характер был, даже я не всегда выдерживала. Понимала, что должна, потому что дочь, единственная и любимая, несмотря на все ее упреки, любимая, а вот… нервы отказывали. – Людочка отвернулась. Ей было невыносимо стыдно, что у нее, оказывается, тоже нервы имеются и отказать способны. – А он готов был сидеть часами. Рисовал ее. У меня сохранились… если нужно, я отдам.

– Не нужно.

Зачем Стасу эти рисунки? Нет, наверняка они имеют какую-никакую ценность, но для Людочки их значение не исчерпывается деньгами.

– И когда мамы не стало… это всегда неожиданно. То есть я врач, я понимала, что рано или поздно, но она умрет, что иногда смерть – это облегчение, что… только понимать – одно, а прочувствовать – совсем другое. Я тогда совершенно растерялась. А Миша помог… и с похоронами. И после. Он приходил на чай. Приносил свои рисунки… пообещал ее портрет написать, хотя обычно за такое не брался… разговаривал. Я в долгу перед ним. И этот долг, в отличие от денежного, так просто не вернуть.

Стас кивнул.

Понимает. У него собственные долги имелись, частью оплаченные, а порой и те, которые оплатить он никогда уже не сможет.

– Поэтому я хочу добиться справедливости, как бы глупо это ни звучало, – Людочка засунула прядь волос за ухо. – И сначала мне нужно знать…