Екатерина Лесина - Поверженный демон Врубеля

Тягостно писать о чьем-то угасании.

Пусть и работал он до последнего… даже когда ослеп, продолжал писать, и это удивляло многих. Я же видел в том единственный известный Мишеньке способ вновь ощущать себя здоровым.

Что ж, ни одна война не длится вечно.

И Мишеньки не стало 1 апреля 1910 года.

Накануне он так и сказал мне, когда я, будто предчувствуя беду, навестил его. Признаюсь, не было у меня надежды, что застану его вне мира грез, где Мишеньке было куда уютней, нежели в обычном, но мне повезло.

– Здравствуй, друг, – Мишенька был весел, и даже малярия, подхваченная им, будто спинной сухотки не хватило, не смогла сломить его дух, – я рад, что ты заглянул. Мне надобно привести себя в порядок.

– Для чего?

– Довольно мне уже лежать здесь, пора вернуться в Академию…

Он попытался сам сесть, но был слишком слаб.

– Я прожил жалкую жизнь, верно?

С ним случались приступы самоуничижения, которые, впрочем, сменялись маниакальной же уверенностью, что он – гений. Благо ныне то твердили многие.

– Теперь я вижу…

Он был слеп, но… показалось вдруг, что и вправду видит.

– Мне не следовало сходить с пути Божьего…

– Глупости ты говоришь.

– Не глупости… я выпустил своего демона на волю, а совладать с ним не сумел… но это все пустяки. Расскажи мне, как оно…

Я пробыл до позднего вечера, пересказывая Мишеньке последние новости, стараясь, чтобы средь них не было дурных или способных вызвать волнение, он же слушал с улыбкою и выглядел таким… умиротворенным.

А наутро нам сообщили…

И наверное, эта новость пусть и была печальна, но при всем том я испытал немалое облегчение. Я словно получил свободу.

Странно.

Он ведь никогда не просил меня быть рядом и вовсе не замечал порой, а я сам… теперь вот о свободе. Похоже, что и у меня имелись собственные демоны.

Сумел ли я одолеть их?

Не знаю.

Главное, что он покоится с миром.

Как я надеюсь…

День не задался с утра.

Бывает такое.

Проспала. И собиралась наспех, поэтому утро обошлось без кофе. Потом был забег по лужам и мокрые туфли, от которых на плитке оставались следы, к вящему негодованию бабы Нюры. Негодование это она на Людмилу выплеснула охотно. Она вообще охотно делилась негативными эмоциями.

И стоило ли ждать от такого дня чего-то, помимо проблем?

Раздраженные пациенты, и Леночка, которая приболела некстати, а потому Людмиле пришлось взять на себя и работу медсестры. Жалобы… завотделением, желавший немедленно кого-нибудь покарать… к вечеру Людмила с трудом на ногах держалась.

Как бы там ни было, к автобусной остановке она едва тащилась, и даже вид автобуса, медленно выползающего на дорогу, не заставил прибавить шагу. Да и к чему бежать, когда все очевидно? В завершение дня Людмиле предстоит небольшая пешая прогулка.

А что, полезно для здоровья.

И голову проветрить стоит. А то завелись в этой голове в последнее время мысли не той направленности. Это все соседка дорогая с ее сочувствием и неисполнившимися матримониальными планами, с любопытством неудовлетворенным. Все ей кажется, что Людмила замолчала что-то, пересказывая чужую историю.

К дому Людмила подошла уже в сумерках.

И на лавку у подъезда упала… сирень цвела пышным цветом. Ее еще Людмилина мама сажала… давно было. Мама бы не одобрила Людмилино бездействие.

И пассивную жизненную позицию.

И вообще…

Людмила закрыла глаза, наслаждаясь минутой тишины. Тяжесть прошедшего дня отступила. И стало… спокойно.

– И долго так сидеть собираешься? – не очень-то вежливо поинтересовались над ухом.

– Не знаю, – ответила Людмила, не открывая глаз. – А что?

– Ничего. В компанию примешь?

– Садись.

На лавке хватит места для двоих.

– Когда ты приехал?

– Сегодня. – Стас закурил.

– Зачем?

Месяц ни слуху ни духу… и вообще этот его поспешный отъезд, который больше бегство напоминал. А теперь вот вернулся.

– Не знаю, – сказал он. – Просто… как-то вот… подумал, что расширяться мне пора. А филиал здесь – вполне удачная идея…

Расширяться, значит.

Почему нет… предлог пристойный.

– Пока тут поживу. – Стас окурок бросил на землю.

– Не мусори.

– Не буду. Ты не против?

– Чего? Твоего расширения?

– Нет, моего присутствия… в целом, так сказать.

А если Людмила скажет, что против? Не потому, что действительно против… ей вообще все равно. Наверное, все равно… или не стоит душой кривить?