Джеймс Чейз - Том 19. Посмертные претензии. Хитрый как лиса. Плохие вести от куклы

— Пройдемте вот сюда, — предложила она, отворяя дверь и проплывая в нее.

Дэйв не заставил ее повторять. Столы, пишущие машинки, ксерокс, множительная техника, а в углу настоящий печатный станок. Какие-то прессы с красными ручками которые, очевидно, предназначались для того, чтобы на задних страницах проставлять библиотечный штамп. Рядом примостилась «гильотина» для обрезания страниц. А над всем этим на полках громоздилось огромное количество старых книг, дожидавшихся своей очереди в лечебнице.

Из металлического шкафчика с четырьмя ящичками девушка вытащила папку, подала, улыбнулась, показав прекрасные зубки, и удалилась.

Дэйв надел очки, сел на скрипучий стул, положил к себе на колени папку и в течение получаса тщательно просматривал пожелтевшие вырезки из разных газет, журналов и, в основном, из всяких литературных ежегодников. На протяжении двадцати минут из этого получаса он сомневался в том, не подвела ли его на этот раз интуиция, потом убедился в правильности своей догадки.

Глубоко вздохнув, он положил папку на шкафчик и вышел снова в библиотеку. Девушка больше не скучала в одиночестве. Солнце заливало все помещение, за столами работали студенты, выдвигались и задвигались ящики каталогов, шуршала бумага. Девушка была занята. Дэйв сам отыскал на полке толстый том писем Томаса Вулфа и пристроился рядом на лестнице, медленно перечитывая самые последние печальные страницы. Потом он поставил книгу на место, поднялся на онемевшие ноги и отправился в бухгалтерию колледжа за дальнейшими сведениями.

Сквозь лохматые сосны, окаймлявшие дорогу, небо выглядело таким синим, что даже не верилось, что оно настоящее. Солнце еще не поднялось очень высоко, так что дом Двайта Инголлса, расположенный значительно ниже шоссе, был в тени среди густых деревьев и кустарника. Дэйв зябко постучал в дверь, но на этот раз она была заперта. Он повернулся к ней спиной и осмотрелся. Наверху по дороге прошел желтый школьный автобус, шум его мотора заглушили пронзительные детские голоса. Где-то под горой залаяла собака, закукарекал какой-то запоздавший петух.

Дэйв услышан, как дверь отпирают, и снова повернулся к дому.

В проеме двери стоял Инголлс, на ногах у него ничего не было надето, глаза сонно моргали. Руками он торопливо завязывал пояс на коричневом купальном халате. Он не сразу узнал Дэйва, а когда все же узнал, рука непроизвольно потянулась к двери, как будто он намеревался ее захлопнуть.

Дэйв негромко произнес:

— Нет, не делайте этого. Вас видели, когда вы выходили из дома Джона Оутса в тот вечер, когда он умер. А вы не говорили о том, что там были. Почему?

— Ну… — Голос Инголлса звучал хрипло. Он откашлялся. — Надо же учитывать ситуацию. Он позвонил мне в отношении денег. Я их повез. И если бы я об этом упомянул, неприятностей и осложнений было бы выше головы.

— Таким путем неприятностей вы не избежали, они все остались при вас. Вчера вы мне сказали, что десять дней назад умерла ваша жена. А накануне умер Джон Оутс. У меня сложилось впечатление, что вы были сильно привязаны к жене, все время, которое у вас оставалось свободным, вы лично ухаживали за ней. Но именно в тот вечер вы оставили ее одну. Вы находились в Арене Бланка, в сотне миль отсюда, под проливным дождем. Чем он вас шантажировал?

— Шантажировал?

Голос Инголлса сорвался, сам он был слишком бледен даже для человека, только что вставшего с постели. Кадык прыгал у него в горле, как попавший в западню зверек.

— Я не знаю, о чем вы говорите!

— Он вымогал деньги у бывших клиентов. Не брал в долг, а именно вымогал. Вы мне сказали следующее: вам пришлось взять сто долларов из жалованья авансом в январе месяце, чтобы отдать их ему. Уезжая отсюда, я думал о том, как это было великодушно с вашей стороны. Никакого великодушия в этом не было. Вы были напуганы. А потом перепугались еще сильнее. Я только что разговаривал с вашим бухгалтером. Одиннадцать дней назад вы взяли еще пятьсот долларов под предлогом, что это необходимо для лечения жены. Так?

Рука Инголлса машинально подняла крючок от двери и бессильно упала вдоль тела. Рывком раскрыв дверь, он даже не заметил при этом, что зацепил Дэйва. Мертвым голосом сказал:

— Входите.

Дэйв вошел. В красивой комнате было темно и промозгло, как это бывает в старых домах, окруженных слишком густыми и высокими деревьями. Пахло табаком и старыми книгами. Инголлс не выказывал намерения зажечь свет, а Дэйву хотелось видеть его лицо. Он наклонился и включил настольную лампу. Теперь лицо Инголлса выглядело каким-то пергаментным.