Джеймс Чейз - В зыбкой тени

– Ты почти добилась своего, он уже отказал мне. Если бы я не нагнал на него страха…

– Так было нужно – оправданный риск. Но потом я хотела послать ему еще одно письмо. Однако ты опередил меня.

– Ты великая актриса. И все же я до сих пор тебе не верю. Я еще помню, как ты заставила меня, буквально, лезть на стенку.

– Но, я считаю, это только начало, – вновь она рассмеялась. – В следующий раз, когда он поедет в Париж, я останусь с тобой. Тогда ты поверишь мне?

Мое сердце начало давать перебои.

– А когда он поедет?

– Не знаю. Обычно он ездит раз в месяц.

– Он только что был там. Итак, я буду в продолжение месяца медленно сходить с ума. Именно это ты мне хотела сказать?

– Существует и другой способ избавиться от него.

– Какой же?

– Мы можем убить его, Фрэнк.

Небольшой фургон молочника появился на узкой дороге. Из окошка высунулась рука и поставила на землю возле ворот две бутылки молока. Фургон двинулся дальше. Молочник не утруждал себя, он выползал на свет божий лишь тогда, когда необходимо было получить деньги.

– Что, что? Что ты сказала?

– Мы можем убить его, Фрэнк.

Я уставился на Риту. У нее был такой вид, словно она обнаружила на полу что-то интересное. Я видел только ее белую шею и высокую грудь под мягкой тканью свитера.

– Не заболела ли ты, дорогая?

– Ну, не знаю. Я только сказала, что есть другой выход. А вдруг я пошутила…

– Надеюсь на это.

– Нет?

– Нет!

Она подняла руку и посмотрела на часы.

– Мне нужно идти. Я не приготовила ленч.

Она поднялась и начала стряхивать солому, приставшую к брюкам.

– Почисти мне спину, Фрэнк.

Я несколько раз легонько шлепнул ее пониже спины, затем круто развернул к себе.

– Тебя повесят за убийство. Ты об этом забыла?

– Кто говорит об убийстве?

– А как иначе понимать твои слова?

– Никак. Может быть, простуда унесет его в могилу… Это было бы чудесно, если бы он умер, не так ли? Ты не ютился бы в маленькой комнатушке, а он не изводил бы меня своим нытьем о сыне.

– Замолчи! – Я встряхнул ее за плечи. – Ни слова больше!

Ее глаза были похожи на изумруды в полутьме.

– Это предложение тебе не понравилось, Фрэнк? Мне тоже.

Оттолкнув меня, она вышла из сарая.

Поздно вечером Зерек заявил мне, что завтра намеревается ехать в офис.

– Я не могу забросить свой бизнес. И если вы будете рядом, я ничем не рискую, не так ли? Вы возьмете с собой револьвер?

– Да.

Итак, Зерек справился со своей слабостью. Или же эта толстуха Эмми убедила его приступить к работе?

– Хорошо. Я ухожу спать.

– А я пойду прогуляюсь. Надеюсь, все будет в порядке.

– Доброй ночи!

Я подождал, пока он поднимется на второй этаж, затем натянул пальто и вышел в темноту. Воздух был уже достаточно прохладным, ветер пронизывал до костей. Луны не было, но на черном небе сверкали искорки звезд.

Я подошел к сараю и влез на сеновал. Добравшись до окна, я увидел, что Рита на сей раз не задернула штору. Я присел на корточки, глядя в ее комнату. Рита сидела перед зеркалом в зеленом халате поверх кремовой ночной сорочки, расчесывала свои роскошные волосы. Дверь открылась, и вошел Зерек. На нем был халат, наброшенный поверх пижамы, а в руках он нес это ужасное пальто. Повесив его на вешалку возле двери, он снял халат и скользнул в постель.

Она даже не повернула головы в его сторону, продолжая расчесывать волосы. Я видел, он что-то говорит ей, указывая на штору.

Она сделала нетерпеливый жест и подошла к окну. Мы смотрели друг на друга сквозь темноту ночи. Она не могла видеть меня, но знала, что я там.

Повернулась, сняла халатик, задернула штору. Я следил за ее тенью, приближающейся к кровати. Затем свет погас, и больше я ничего не мог видеть. Я еще некоторое время неподвижно сидел, уставясь в темноту. Ревность и неутоленное желание владели мной до такой степени, что мне стало дурно.

В течение последующих семи дней у меня не было никакой возможности остаться с ней наедине. Зерек и я ездили в офис каждый день и возвращались вечером. Он не давал мне ни единой свободной минуты, за исключением того времени, когда я делал ежевечерний обход или кормил цыплят.

Каждую ночь она сбрасывала халатик у незашторенного окна, и я мог любоваться, как она идет к кровати. А когда Зерек заходил в ее спальню, она замирала перед окном, глядя на сарай.

На седьмой день я уже сомневался, в здравом ли я уме.

«Мы можем убить его, Фрэнк».

Эти слова преследовали меня. Вначале я думал, что она шутит, но потом, обдумав все, решил, что Рита говорила всерьез, и забеспокоился.