– Да, – коротко ответил старик.
– Значит, ваше имя не Иоанн? Для чего вы прикрылись этим именем?
– Мое имя Иоанн. Меня назвали Марком при рождении. Моего брата-близнеца назвали Соломоном. Но брат мой жил и умер с этим именем. Я же получил имя Иоанн во время второго своего рождения, крестившись в Православную веру.
– Сложно, но в целом понятно, – кивнул полковник. – А теперь главное: кем был человек, приезжавший сюда с баронетом МакГрегором? Высокий старик, называвший себя Марком Айнтштайном?
– Кем он был? Всю свою жизнь он был исчадием Ада. Не думаю, что он хоть на йоту изменился.
– «Исчадие Ада» – звучит пугающе, геронда, но мне нужны его имя и фамилия. Настоящие .
– Отто Рашер, – едва слышно произнес священник. – Палач и сын палача.
– И как давно вы это знали, отец Иоанн? – сухо произнес Маринатос.
– Я знал его как Отто Рашера с первого своего дня в Дахау.
Полковник нахмурился.
– Почему же вы уступили ему свое имя? Почему не выдали Рашера оккупационным властям?
– Он сначала хотел взять имя моего брата, Шломо. Убитого им Шломо. Но потом решил, что это было бы опасно: можно было нарваться на кого-то, кто знал, что Шломо мертв. И тогда он сказал: «Я беру твое имя». Он знал, что я тайно крестился в лагере – и получил новое имя. Иоанн. Тогда же он заставил меня поклясться Именем Божьим и бессмертием души моей, что я никогда, никогда не выдам его тайны.
– Но почему он смог вас заставить молчать?
Старый священник поднялся со скамьи, и сейчас стоял, опустив руки вдоль тела. Лицо его было смертельно бледным.
– Потому что я был его помощником в сатанинских его экспериментах. В одном из которых погиб и мой брат.
– Вы помогали ему по доброй воле? – изумленно спросил полковник.
– Конечно, нет. Но что это меняет? Разве трусость перестала быть грехом? Да и потом молчал я все из того же страха за собственную шкуру.
– Что же изменилось с тех пор… отец Иоанн ? – Чувстовалось, что последние два слова дались полковнику с трудом.
– Череда смертей, в которых он был повинен, не прервалась с его бегством из Дахау. Смерти множатся и ныне. Страшнейшим грехом было бы покрывать его и далее. – Он помолчал. – Полковник…
– Да?
– Прошу, не зовите меня отцом Иоанном. Я исповедовался перед его Преосвященством епископом, прося у него не отпущения грехов, но лишь разрешения сложить с себя сан и уединиться в беднейшем из монастырей простым монахом. Владыка дал на это свое соизволение. Так что в церкви этой я доживаю последние дни. Вот-вот должен прибыть новый настоятель.
Полковник Маринатос молчал. Долго. Потом, не поднимая глаз, спросил:
– Геронда… Согласны ли вы будете указать на самозванца, взявшего ваше имя, как на Отто Рашера, одного из самых разыскиваемых нацистских преступников?
– В суде?
– Да.
– Конечно, – и старик коротко, решительно кивнул.
* * *
– Вы ошибаетесь, герр Рашер , – возразил Артур. – Ваше истиное имя открыл нам вовсе не старый священник с острова Патмос, а ваш бывший союзник и соратник покойный профессор Лонгдейл. Который явно не испытывал к вам особого доверия.
– Как? – изумился Марк-Отто. – Он впрямую, вслух назвал вам мое имя?!
– Не совсем вслух и не совсем впрямую. Просто подбросил небольшой и не слишком сложный ребус. Но имя всплыло, не сразу, зато без ошибок.
– Подлец, подлец, трижды подлец! – взревел седой гигант.
– О! – с наигранным удивлением воскликнул МакГрегор. – Могущественный Мастер, Предтеча Антихриста боится, что его истинное имя станет известно миру? Или хотя бы полиции ?
– Нет, баронет, – Рашер взял себя в руки. – Страх мне неведом. Как неведом он и моим последователям. Я прав, Нико? Сусанна? – Он поднял голову, чтобы посмотреть в лицо девушке-эльфу.
– Конечно, мастер, – вразнобой ответили Сусанна и Нико.
– Мне просто не хотелось бы, сэр Артур, чтобы кто-нибудь помешал сегодняшнему великому событию и всему, что должно последовать. Посему вернемся к делам насущным. У нас, кажется, проблема с недостающим ключом? Видите ли, сэр Артур, – он повернулся к МакГрегору, – ключи-заклинания для обряда сегодняшнего зачатия должны прозвучать в абсолютно четкой последовательности, в соответствии с клеймами на иконе. Клейма обрамляют центральный образ, но повествуют они не о жизни Иоанна Богослова, а об истории Елены, матери императора Константина, открывшей под языческим храмом Гроб Господень, как называют его последователи Распятого.
Читать дальше