Иван Лазутин - Матросская тишина. Бомба Геринга

Широко расставив ноги, Горелов смотрел на бомбу.

— Ну как, Фунтиков, хороша?

Сильна, зараза! — повертел головой Фунтиков, причмокивая губами. — Такую вижу первый раз.

Заслышав шум, капитан поднял голову. В шахту спускался корреспондент.

— Вот ненормальный! — приглушенно сказал Фунтиков, ладонью защищая лицо от комьев глины, падающих сверху с ботинок корреспондента. — Осторожней, дядя! — крикнул он себе под ноги, но настолько громко, чтоб его услышал спускающийся в шахту Веткин.

— Пардон!.. — весело донеслось сверху. — Свои люди — сочтемся.

Дождавшись, пока корреспондент спустится, Горелов засунул руку под пласт шлаковаты и стал щупать ладонью корпус бомбы.

— Нагревается. Как бы от температуры, сердешная, не вышла из своего летаргического сна. А? Как ты думаешь, Фунтиков?

Очевидно, не поняв смысла слов «летаргический сон», Фунтиков все же не растерялся:

— Пусть себе спит, товарищ капитан, от сна и свиньи больше сала нагуливают.

Капитан достал из кармана стетоскоп и, прислонив его к корпусу бомбы, стал слушать. Слушал долго, напрягая до крайности обостренный слух.

— Молчит. Умница. Знает, что такое хорошо и что такое плохо.

Зазвонил телефон. Капитан вздрогнул. Звонил полковник Журавлев. Спрашивал, как идут дела.

— Все в порядке, товарищ полковник, лежит тепленькая и не дышит.

— Когда начнете второй цикл?

— Через пять минут. Немного заедает рама дистанционного управления. Хорошенько смажем солидолом и поднимемся наверх.

Фунтиков смазывал скользящие поверхности рамы дистанционного управления, а капитан, присев на тюк шлаковаты, наблюдал за ловкими движениями солдата.

— Как, Фунтиков, калибр зазнобы по твоему вкусу?

— А у меня в деревне еще толще, — сразу же нашелся Фунтиков, — что вдоль, что поперек.

Капитан шутил, а мысленно казнил себя за письмо, оставленное в нагрудном кармане пиджака. Он был уверен, что Лариса уже попыталась пройти к месту его работы, но ее не пустили милиционеры-пикетчики. Конечно, она пыталась убедить их, что ей необходимо что-то важное сообщить или передать капитану Горелову, но неумолимые милиционеры, проинструктированные самим начальником штаба, строго и четко выполняли приказ. Наверняка она находится сейчас в его квартире и неподвижно стоит у окна, вглядываясь в перекресток переулка, откуда должен появиться Горелов.

Всего пока выплавилось не больше десяти литров тротила. А должно выплавиться около сорока ведер. Горелов снова подошел к бомбе и, засунув руку под пласт шлаковаты, погладил ее теплый бок. И вдруг он почувствовал какую-то необъяснимую внутреннюю потребность еще раз прослушать взрыватель. Нагнулся, разгреб пласты шлаковаты и, затаив дыхание, плотно прислонился к корпусу бомбы ухом. То, что услышал он в следующие секунды, прошило его тело словно током. Горелов отчетливо слышал равномерное тиканье часов: «тик-так, тик-так…» По телу разлилась слабость… Горелов хотел встать, но некоторое время не мог оторвать голову от теплой махины. Левая, свободная рука повисла плетью. «Что это?.. От усталости?» — промелькнуло в его голове.

— Уж не просыпается ли? — услышал Горелов за своей спиной бойкий и веселый голос корреспондента.

Капитан с большим усилием оторвал голову от бомбы и распрямился. Такую слабость он испытывал только раз в жизни, в детстве. Он метался в жару, а потом потерял сознание. А когда пришел в себя и хотел встать, то тело его не слушалось… «Может быть, сдают нервы?» — подумал Горелов. С этой мыслью он обернулся и встретился взглядом с Фунтиковым, который смотрел на него не то со страхом, не то с некоторым удивлением и моргал белесыми ресницами.

— Что с вами, товарищ капитан? На вас лица нет…

— Или мне померещилось, или… Фунтиков, послушай.

Фунтиков нерешительно подошел к бомбе и встал перед ней на колени. Всего несколько секунд его ухо касалось корпуса бомбы.

Как и Горелов, он медленно, очень медленно повернул голову в сторону командира и корреспондента, которые ждали, что скажет он, этот веселый и находчивый солдат, и проговорил:

— Идут… часы! — Мгновенно осознав весь ужас положения, Фунтиков порывисто, не поднимаясь с коленей, отскочил от бомбы, как от огромной змеи, которая нацелилась для смертельного прыжка.

Привыкший к розыгрышам своей корреспондентской братии, Веткин подумал, что капитан и солдат решили над ним подшутить, чтобы увидеть его перекошенное от страха лицо. Лихо подмигнув Фунтикову: мол, ты, парень, вижу я, не трус, но мы видали виды, он прислонил ухо к бомбе и через какие-то три-четыре секунды отпрянул от нее.