– С какой победой?
– Вот и я спросил тогда то же самое – с какой победой? – передразнивая любопытствующую манеру Ричарда, повторил Кроуз. – На что Патриарх терпеливо пояснил мне, что рукопись может оставаться только у того, кто победил в себе страстную привязанность к ней и нашёл в себе силы возвратить её законному владельцу, прекрасно осознавая, какие она открывает возможности её обладателю.
Какое-то время приятели помолчали, обдумывая мудрые слова Патриарха.
– Но ведь, можно сказать, одно прикосновение к рукописи убило Ляо, а ведь она даже не пыталась ею завладеть! – вдруг вспомнил корреспондент.
– Ты опять ничего не понял. – Кроуз наливал по новой. – Ляо просто проиграла.
– Что значит «проиграла»? – в голосе Ричарда послышалось живейшее несогласие. – Она действовала в соответствии со своей внутренней моралью.
На этот раз Кроуз сморщился уже откровенно брезгливо.
– Из текста рукописи можно было составить, при желании, десять тысяч всевозможных танка и хокху, но именно эту увидели только двое – она и Татху.
Американец снова задумался.
– Ляо действительно была дочерью Ся Бо? – спросил он после паузы, заполняемой мерным хрустом, пережёвываемого солёного огурца.
– Нет, у Ся Бо не было детей. Тем более, их не могло быть у Патриарха Тлаху. Это всё причуды Игры, Рич, как и то, что произошло сегодня ночью, – взгляд бывшего полицейского инспектора потемнел, будто бы кто-то залил ещё тлеющие угли.
Ричард не мог поверить, что Кроуз ни в чём не винит его.
– Когда я женился на Милинде, я и представить себе не мог, что увижу у неё на ноге этот чёртов шестой палец, точно такой же, какой я видел давным-давно у Ляо в морге доктора Кинсли.
(«Милинда сказала, что я могу называть её Клеопатрой, Клео. Что это? Ведь у Клеопатры тоже, как гласит предание…»)
– Однако когда я увидел его, я понял, что Игра решила разыграть со мной давно забытую партию вновь, и эта партия снова закончится не в мою пользу. Только теперь Милинду погубила не рукопись, которую я прятал, пойми ты, прежде всего, от неё, а уж потом от твоего шефа, Такагоси, и всех остальных, – Кроуз с третьей попытки прикурил сигару. – Разумеется, это было с моей стороны глупой мальчишеской наивностью. Но, пойми, Рич, я любил её, – он с силой выдохнул. – Игра же нашла другой убийственный ход, она заставила проиграть Милинду в «Дьявольской радуге». Точнее, не дала ей выиграть.
– Джозеф, но ведь именно мне пришла в голову эта дурацкая мысль сделать её своей «рабыней», этого могло не произойти. Ты же не будешь отрицать, что именно я…
– Дурак ты, Рич, – к безутешному вдовцу вдруг вернулось какое-то странное равнодушное спокойствие. – Хочешь, я тебе расскажу, как погиб Татху?
– Да, не скрою, узнать об этом мне было бы очень интересно.
– Когда я попросил продемонстрировать Патриарха Тлаху, как работает Самоучитель, он спросил меня, готов ли я проиграть Игре и заплатить за этот проигрыш своей жизнью? Я был таким же молодым придурком, как ты сейчас. Знаешь, что я ему ответил? – Я не проиграю!
– Почему ты был в этом так уверен, Джозеф? – удивился корреспондент, примеряя на себя данную ситуацию, – ведь ты никогда не пробовал играть с самой Игрой.
– Я не был уверен, я просто так ответил, – уточнил Кроуз. – А вот Татху сказал, что, вне всякого сомнения, готов умереть.
– И в этой разнице скрывался какой-то существенный смысл?
– Оказалось, что на тот момент, да. Как бы тебе это объяснить, – бывший полицейский подёргал мочку своего уха, – для Игры важен не смысл сказанных слов, а состояние твоего духа и что-то ещё, о чём можно только догадываться. Но, скажу тебе, лучше этого не делать. Игра не любит, когда кто-то пытается выведать все её тайны.
– Это я уже понял, – Ричард постучал зажигалкой по столу.
Кроуз с сомнением посмотрел на своего молодого приятеля.
– Под руководством Патриарха мы с Татху сели на специальные войлочные коврики, поджав по себя ноги, и закрыли глаза. Через некоторое время, Патриарх тихо заиграл на флейте, а Лвангха начал мерно бить в гонг, подвешенный в специальной шестиугольной деревянной беседке на восточной окраине монастырской площади.
Сначала я слышал всё по отдельности – музыку флейты, мерные удары гонга, шум ветра. Но потом все звуки окружавшие меня странным образом слились в единый лиловый поток, который насквозь стал проходить прямо через мой мозг, не находя для себя внутри моей черепной коробки никаких препятствий. Сколько-то я с удивлением наблюдал за этим причудливым течением, а потом всё пропало.
Читать дальше