Татьяна Устинова - Близкие люди

– Нет, не ищу. Просто мне нравится ваше… – он хотел сказать “жилище”, но решил, что это будет недостаточно романтично, и поэтому сказал:

– убежище. Очень уютно. Чувствуется порядок и в то же время раскованность.

– Особенно учитывая, что это не убежище, а квартира, – сухо поправила Ингеборга, – вы все-таки по делу, Валерий Владимирович?

– А… нет-нет! Дело у меня небольшое. Я заехал просто потому, что стал скучать без вас, Ингеборга. И, прошу вас, не называйте меня Валерий Владимирович! Даже выговорить страшно! Называйте меня… Валера.

Боже, Боже, этого тоже следует называть как-то не так, как он называется на самом деле! Или это теперь новая форма заигрывания, что ли!..

Впрочем, Павел Степанов с ней никогда не заигрывал.

– Кстати, я хотел сделать вам замечание. Вы очень легкомысленно открыли дверь, даже не спросив, кто там! Так нельзя, Ингеборга. В нашем городе, где в день происходят десятки грабежей и убийств..

“Я открыла дверь, потому что была совершенно точно уверена, что приехал Павел Степанов. Приехал, чтобы забрать меня, потому что без меня они с Иваном никак не могут обойтись. Даже в субботу днем, – подумала Ингеборга, – а вместо него явился историк Валера!”

– …будьте хорошей девочкой, всегда спрашивайте, кто стоит за дверью. А то в один прекрасный день может оказаться, что там стоит большой серый волк!

– Кофе будете? – спросила Ингеборга поспешно, изо всех сил стараясь не захохотать.

Никогда в жизни никто из мужчин не называл ее “хорошей девочкой” и не пугал ее серым волком! В этом была такая дивная первобытная неподдельная пошлость, что это было даже забавно.

– С удовольствием! – пылко воскликнул Валерий Владимирович. – Хотя у меня были более серьезные планы. Я собирался пригласить вас на обед, а потом в “Кодак”. Там какая-то премьера.

Конечно, куда же еще? Обязательно на премьеру в “Кодаке”. К осени подойдет время “Геликон-оперы” и еще – непременно, непременно! – Тарковского в каком-нибудь окраинном кинотеатре повторного фильма.

– Валерий Владимирович, – весело обратилась Ингеборга, доставая кофейные чашки, – а вы Михалкова любите?

– Которого из них? – тут же откликнулся историк. Он любил поговорить на хорошую интеллектуальную тему и был рад, что Ингеборга как раз такую и предлагает.

– Никиту.

Историк сделал вид, что задумался, хотя свое отношение к Никите Михалкову он определил давно и время от времени просто работал над формулировками, оттачивая и доводя их до совершенства.

– Нет, Ингеборга. Я не люблю Никиту Михалкова. – Он подождал удивленного вопроса “почему?”, не дождался и продолжил:

– В его фильмах нет ни капли творчества, одна сплошная конъюнктура. По крайней мере я это так чувствую. Его стиль заимствован у итальянцев ранних шестидесятых. – Про этих самых “ранних итальянцев” Ингеборга как раз недавно читала в каком-то продвинутом журнале. Когда же это было?..

Ну да. Иван носился на велосипеде, а она сидела на лавочке и читала. – Его герои сплошь похожи друг на друга, а приемы… приемы устарели. Вы видели “Цирюльника”? Это же вообще национальная катастрофа!..

– А Тарковского вы, конечно, любите, – перебила Ингеборга, которую на самом деле совершенно не интересовало отношение Валерия Владимировича к Михалкову.

– Тарковского, – пробормотал несколько удивленный историк, – Тарковского да… люблю… Но ведь вы понимаете, что эти две величины несравнимы! Михалков муравей по сравнению с Тарковским! Просто московский барин!

Ингеборга тоже придерживалась мнения, что Михалков и Тарковский величины совершенно несравнимые, и никогда не стремилась их сравнивать, но точность собственных выводов относительно личности самого Валерия Владимировича ее позабавила.

Валерий Владимирович, которому не дали развить тему, некоторое время помолчал, а потом приступил к основному вопросу:

– Я хотел у вас спросить… – он появился на пороге кухни и остановился, привалившись плечом к косяку и сунув руки в карманы – поза была необыкновенной красоты, – вы и вправду даете частные уроки этому мальчику, Ивану Степанову?

Ингеборга засыпала кофе и теперь нюхала густой кофейный пар, осторожно встряхивая турку.

– Нет, я не даю уроков, – она поудобнее перехватила длинную ручку, – я занимаюсь его воспитанием. И буду заниматься до осени. Мне предложили такую работу, и я согласилась.

– Кто вам предложил?

– Его отец.

Валерий Владимирович вздохнул, деликатно, но довольно громко.