Татьяна Устинова: Персональный ангел

– Разве они могут одеться? – спросила Катерина. – Они дверь открывают.

– Пропало наше новогоднее утро, – сообщил Тимофей, натягивая джинсы. – Пошли, Мишка! Пусть мама еще пять минут полежит.

Он мигом решил все их проблемы. Тапки были найдены, тяжелая дверь открыта, огоньки на высоченной, под потолок, елке зажглись, и его трехлетняя дочь и пятилетний сын с визгом бросились к ней.

Тимофей, позевывая, сел на диван. Это было самое лучшее в мире занятие – смотреть на Мишу и Машу.

Пришла Катерина, принесла ему рубашку и устроилась у него под боком. За громадным, от пола до потолка, окном сыпал снег. Под обрывом шумело море.

Вечером приедут родственники из Москвы.

И еще Приходченко с Дианой и Кирюхой. Абдрашидзе с Ниной и детьми. В доме будет не протолкнуться.

Но нельзя нарушать семейные традиции. Даже если их история насчитывает всего шесть лет…

– Пап, это мы с бабушкой для тебя сделали…

– Папа, посмотри, это заяц, а это ты…

– Мам, а это, видишь, Дед Мороз!

Дети проворно, как котята, влезли на диван и устроились у Тимофея под другим боком.

– Пап, ну посмотри же!

На белом листе бумаги было нарисовано нечто и написано Мишкой, очень коряво: “Любимаму папочки с новам годам!”, а ниже шли Машкины каракули, которые вообще нельзя было разобрать.

– Дай я посмотрю, – попросила Катерина. – Какие вы молодцы с бабушкой!

А Тимофей, откинув голову на спинку дивана, старался загнать обратно глупые ненужные слезы.

С чего это, черт возьми?

Уже давно пора привыкнуть, что у него Мишка и Машка, и он для них “любимай папочка”.

Самые лучшие на свете Мишка и Машка. И Катерина.

– Тимыч, – сказала она нежно, и ее губы скользнули по его уху. – Не плачь!