Виктория Платова - После любви

Нет.

Я, пожалуй, удивлюсь.

И Мерседес – не так уж она всемогуща. Не так уж хороша.

Все дело во мне. В том, что мне отчаянно хочется ухватить кусок ее жизни (омерзительной, очаровательной, опасной, холодной, теплой, отчаянной). Потому как куски моей собственной давно стоят поперек горла. А ведь раньше я совсем не замечала этого, совсем. Не тогда, когда уезжала в Марокко, подальше от любви, а тогда, когда осела в Эс-Суэйре. И замерла в ожидании пришествия charmantepetite vieille.

Теперь, глядя на прямую спину не-Шона, на ножи, воткнутые в деревяшки (ими удобно кромсать плоть), на разделочные столы (на них удобно кромсать плоть), на шкафы с плотно прикрытыми дверцами (в них удобно прятать то, что осталось от плоти), – теперь я думаю, что могу до этого пришествия и не дожить. Подобные мысли должны бы были вызвать страх или, по меньшей мере, волнение, но ничего подобного я не чувствую.

Я вообще ничего не чувствую.

И потому никак не реагирую на не-Шона, по ходу легко вытащившего нож из деревянной подставки. А спустя совсем непродолжительное время становится ясно, что нож приготовлен совсем не для меня – для выложенного кафелем куска стены: он расположен в нише за вытяжным шкафом. Со стороны входа этот участок кухни не просматривался.

«Трак-трак-трак» – именно такой звук издает один из кафельных квадратов, когда не-Шон поддевает его ножом. Запустив руку в открывшийся провал, бармен вынимает оттуда плотный толстый конверт желтого цвета, больше похожий на бандероль. И только потом поворачивается ко мне.

– Вот то, что отдал мне Франсуа перед своим отъездом. Я должен был вернуть ему это. Ему… или тому, кто придет вместо него. Держите, конверт ваш.

Последний привет от Фрэнки перекочевывает мне в руки. Игра закончена, главный трофей получен, его очертания туманны, но я надеюсь, что скоро, очень скоро, они прояснятся. А вместе с ним прояснятся и обстоятельства смерти Франсуа Пеллетье. И он больше не будет для меня дельфиньим фанатом. Парнем, не удержавшимся в Иностранном легионе. Парнем, знающим толк в винах и сырах. Парнем, который не умеет целоваться. Парнем, чье умение вести телефонные разговоры на хорватском передалось ему от матери, уроженки Сплита. Парнем, проделывающим пижонские трюки с монетами.

Он станет чем-то большим.

Ведь от того, что скрыто в конверте, зависит и моя собственная судьба.

Не судьба Мерседес Торрес, обаянию которой я поддалась настолько, что захотела стать ею, – нет. Судьба Сашa Вяземски. Или лучше вернуться к Саше Вяземской?

Я русская.

Я все еще – русская.

– Надеюсь, это вам поможет.

В голосе не-Шона мне слышится нежность. Его молодого друга нет в живых, но нежность не умерла, она все еще с ним, потому и переносится на того, кто пришел вместо Франсуа.

– Я тоже надеюсь. Нет, я уверена… То, что оставил Фрэнки, спасет много жизней.

Горячая, порывистая, неопытная – иногда такие впадают в пафос, и это простительно, это вполне объяснимо. Сейчас я не играю роль девушки, которая работала с Франсуа на последнем задании,– я действительно верю, что содержание конверта спасет если не много жизней, то хотя бы одну.

Мою.

– Будьте осторожны, – напутствует меня бармен.

– Буду.

– И если вам понадобится помощь… Вы всегда можете найти меня здесь. И вы всегда можете на меня рассчитывать.

…Блокнотный листок с дельфином.

Как и следовало ожидать – он оказался абсолютно пуст. Но большего, чем быть просто бумажным листком на доске declarations d'amour 48, от него и не требовалось. Все это время, с тех пор как Фрэнки (или бармен по указанию Фрэнки) повесил его на доску, листок выполнял роль тайного знака. Дорожного указателя, подтверждающего: вы на правильном пути.

То ли благодаря счастливому стечению обстоятельств, то ли благодаря интуиции, разбуженной и обострившейся под влиянием вируса Мерседес, я все сделала правильно. Я вписалась в поворот, не проскочила развилки и вовремя заметила дорожный указатель, за что была вознаграждена желтым конвертом, больше похожим на бандероль.

Но ничего этого не было бы и интуиция мне нисколько бы не помогла – не вытащи я из кармана монету с иероглифами. В этом и заключается главная загадка: как монета из живота рыбы, выловленной у побережья Марокко, оказалась монетой Фрэнки?

Я всегда верила в случайные встречи, которые меняют судьбу человека или определяют ее на довольно продолжительное время.

Но не в такие. Это было бы слишком.

Ответ знает Ясин. Ответ может дать Доминик. Но оба они слишком далеко отсюда, следовательно, и ответа я не получу, придется обходиться своими силами и своим воображением. А оно-то как раз и нашептывает мне: не заморачивайся, Сашa, прими произошедшее как данность, рано или поздно все прояснится.