Валерий Смирнов: Чужая осень (сборник)

Государство на меня деньги истратило? Так оно потом всю жизнь на моей зарплате экономить будет. Да и зачем по специальности трудиться, неполноценной прослойкой себя чувствовать?

Культ личности развенчали? И тут же другие создали, хотя, впрочем, какой там культ личности, нет его, культ кресла — это вернее. Кресел много, и каждое личностью быть хочет.

Больницы бесплатные? В них так лечат, что еще страждущим должны доплачивать: все на уровне мировых стандартов начала века — и диагностика, и методы. Как ты, дедушка, пропагандировал: «Догнать и перегнать?» Не нужно догонять, нам бы вровень бежать, плечо в плечо, чтоб не видно было, что с голым задом бежим. Поэтому у них — гниет, у нас — воняет. Да и не зря поэт высказался о самом главном: мол, постигает всегда бескровие все, что создано на крови.

А может я в душе философ, ведь во все века они рассуждали о неустроенности мира, пытались найти пути его совершенствования. Но ничего путного у этих спиноз не получилось. Да нет, не философ я, а скорее всего, просто передовой человек своего времени. Передовые люди на протяжении истории человечества тем и занимались, что выступали против порядка, существующего на родной земле. Но вслух я высказываться не собираюсь, заканчивать как остальные передовые личности мне не улыбается. Еще окрестят инакомыслящим, не дай Бог. Сразу откроется светлый путь в психушку. У нас ведь все думают одинаково и, следовательно, правильно.

Семь лампочек включаю одновременно: забыл, какая из них принадлежит деду, пусть никому не будет обидно. С такой иллюминацией особенно приятно читать свеженаписанный плакат, висящий над унитазом:

Стараюсь от всей души выполнить это пожелание, а затем прохожу на кухню, откуда доносится голос одной из соседок деда, имитирующей арию Чио-чио-сан.

— Марья Александровна, — обращаюсь к женщине в таком цветастом платье, что, будь я пчелой, тут же бросился бы добывать нектар, — такое дело, уезжаю, вы за дедом проследите, пожалуйста. Я ведь только вам доверяю, такую вторую отзывчивую женщину вряд ли найдешь…

— Ну что вы, — расплывается в золотозубой улыбке девушка бальзаковского возраста…

— Кефирчика, арбузик, газетки свежие, комнатку приберите, по-соседски, — теперь уже улыбаюсь я, засовывая в карман замусоленного передника двадцатипятирублевку. — Кому, как не женщине знать, что нужно одинокому мужчине даже в его возрасте — внимание и немного заботы.

— Не волнуйтесь, все будет в полном порядке, — успокаивает меня Мария Александровна.

Откровенно говоря, волноваться за деда не приходится — у него очень отзывчивые соседи, которым со временем достанется эта комната, где сейчас сидит отягощенный моими противоречивыми суждениями старик, проклятый на одиночество собственным сыном.

Колеса машины уверенно наматывали на себя километры дороги: когда сижу за рулем, время будто бы останавливается, растворяется в несуетном движении жизни. Я люблю свою машину. Не той сумасшедшей любовью, которой дышат некоторые автовладельцы, годами копившие деньги, отказывавшие себе во всем необходимом, разминувшиеся со многими радостями жизни, чтобы, наконец-то, стать счастливыми обладателями условного табуна лошадей, спрятавшихся под капотом. Они любят машину за то, что она v них есть, позволяет выделиться, скользнуть небрежным взглядом по лицам спешащих в сутолоке будней людей; лишний раз не выгонят ее из утепленного гаража на мороз, даже не подозревая, что не автомобиль принадлежит им, а наоборот, и тратят на нее свободную копейку, как на полнокровного члена семьи, ничего не требуя взамен от этого лакированного чуда, за которым толпились в очереди не один год. А мой боевой конек обязан отработать деньги и заботу, затраченные на него, как тягловая лошадь, оправдывающая каждую крупинку съеденного овса. Иначе ездил бы на такси — дешевле стоит. Тем более что это когда-то машина была не роскошью, а средством передвижения. Зато сегодня она именуется в официальных документах источником повышенной опасности. И, как это ни странно, с годами очереди за этим источником не редеют, а запчасти к ним продолжают служить в качестве одного из примеров нашего многоликого и неувядающего дефицита. Правда, за то время, что боевой конек служит мне, бензин успел подорожать всего на четыреста процентов, поэтому я с нескрываемым любопытством изредка слушаю комментарии журналистов-международников об энергетическом кризисе в странах капитала.