Каролидис кивнул:
— Я понимаю.
— Но… Если я приеду и расскажу всю правду?..
— Дорогая, не будьте ребенком, — вздохнул грек. — Я полагаю, что должен еще кое-что сообщить вам. Вы ведь помните, что ваша свекровь не только руководила в прошлом какой-то фабрикой, не только была депутатом, но и занимала какой-то пост в партийной верхушке вашего города. Впрочем, возможно, я не совсем точен…
Рита слушала его, омертвев от свалившихся на нее известий.
— Так вот, — продолжал он. — В правительстве вашей страны наметился раскол. Я не стремился разобраться во всех хитросплетениях, однако мне приходится быть в курсе — ведь я веду дела в России… И как бизнесмен… Словом, скоро там что-то произойдет. Разумова и Барсуков подстраховывались — она была фигурой в оппозиции, не афишируя этого, он — пешкой, но в правящей группировке демократов от компартии. Словом, даже если бы произошел переворот, они ничем не рисковали… пока Барсуков был жив… Теперь же… Впрочем, я не сомневаюсь, что она сориентируется и поставит на другую пешку. Я понимаю, вам трудно поверить, что Людмила Сергеевна…
— Но она же просто глупая, базарная баба!
— Вы знаете, что такое мимикрия? Ваша свекровь успешно притворялась… Гораздо удобнее казаться дурой. Тогда тебя никто не боится… Едва познакомившись с вами, открытым, честным и далеко не глупым человеком, она поняла, что от вас необходимо избавиться. Взяв вас к себе на работу, она подписала бы себе приговор. Но ведь и дома вы могли что-то услышать, догадаться… Она не могла не понимать, что втянуть вас в свои махинации, привлечь на свою сторону ей не удастся…
Рита слушала его и не слышала. Вдруг она встрепенулась:
— Скажите, Николас… Помните, вы когда-то высоко оценивали мои деловые качества?
Грек кивнул, не понимая, куда она клонит.
— Вам нужен такой работник, как я?
— О, Маргарита! Я был бы счастлив, но… Мы продолжаем вести дела с «Гиацинтом»! Взять вас на работу — значило бы посадить вас на бочку с порохом. А кроме того, я обязан думать о благе фирмы… Наш контракт взаимовыгоден и…
— Я поняла. Простите. Я слишком многого хочу. Вы и так столько для меня сделали… Ничего, я что-нибудь, придумаю… — Голос Риты дрогнул.
— О, моя маленькая, храбрая, бедная девочка! Вы решили, что я вас выгоняю?! Да вы с ума сошли. Для меня не было бы большего счастья в жизни, если бы вы согласились остаться в этом доме навсегда!
Рита смотрела на него почти с ненавистью.
— В качестве кого? — жестко спросила она.
— Дорогая, пока — в качестве моей гостьи… А потом… Почему бы вам не выйти за меня замуж? Потом, когда…
— Когда вы сможете не вести дел с моей бывшей свекровью?
— У вас острый и проницательный ум. Ведь моя жена должна появляться на официальных приемах, — произнес грек, отводя глаза.
— Птица… Птица в золоченой клетке, — тихо сказала Рита.
— Ну зачем вы так? — начал Каролидис, но она оборвала его:
— Я останусь у вас. Мне некуда идти… Но я… Не думайте, что я ничего не понимаю… Жизнь наконец-то заставила меня поверить в то, что за все надо платить…
— О-о, — только и смог произнести изумленный грек.
* * *
В ту ночь Рита думала:
«Я могла тихо и незаметно прожить жизнь с Сергеем… Если бы не Людмила Сергеевна. Я могла быть так счастлива с Владом… Если бы не Людмила Сергеевна. Я могла заниматься своим делом и не быть никому ничем обязанной… Если бы не Людмила Сергеевна. И вот я здесь… И у меня нет другого выхода… Почему она так возненавидела меня? Почему? Чем я мешала ей? Почему она искалечила мою жизнь? Только потому, что я хотела жить честно, а она — преступница?»
Каролидис, лежавший рядом с ней на широкой постели, застеленной тончайшим кружевным бельем, смотрел в ее глаза, приподнявшись на локте, и не видел там ничего, кроме космического холода и неизбывной тоски.
«Рядом со мной женщина, в которую я влюбился, как мальчишка, о которой так долго мечтал… И что же я получил? Ее мраморное изваяние, потерявшее свою трепетную душу под ударами судьбы… Бедная моя… Я сделаю все, чтобы растопить лед твоего сердца! Я сделаю тебя счастливой!»
Рита наконец заметила, что он смотрит на нее, и виновато улыбнулась. Каролидис понял ее без слов и тихо сказал:
— Дорогая моя, благодарность — не самая худшая плата за любовь такого старика, как я.
— О, вы… то есть я…
— Не надо, любовь моя! Я приложу все усилия, чтобы разбудить в вас ответное чувство… Но если этого и не произойдет, не корите себя!
Читать дальше