Валерия Леман - Проклятие Стравинского

Удивительно, но факт: в подобных криминальных историях до поры до времени самые главные факты, как правило, скромно остаются в тени, пока какая-то мелочь вдруг не открывает нам глаза на суть происходящего. С самого начала душка Паскаль оставался для меня где-то «за кадром». Я и не думал рассматривать его в качестве подозреваемого: милый, славный, добродушный. А между тем, припомнив все слова, реплики и события последних дней, можно сделать вывод: он вполне подходит на роль убийцы.

Все начинается с детства. Пухленький малыш Паскаль мечтал о балете, но балетную студию никогда не посещал, и, по-видимому, не последнюю роль в том сыграла Мари. Признаем честно, положив руку на сердце: Мари – деспотичная мать. Если, к примеру, мать Саши, осознав, что сын ненавидит балет, позволила ему бросить занятия, то Мари с точностью до наоборот – она с самого начала перечеркнула увлечение сына в пользу занятий точными науками.

«…Да, Ален, мы с Паскалем – большие поклонники балета. Боюсь, если бы не любовь к точным наукам, приятель вполне мог уговорить Паскаля посещать балетную школу с ним на пару. К счастью, этого не произошло!..»

Вполне возможно, итогом перечеркнутой мечты стало зарождение подсознательной ненависти Паскаля ко всем успешным гениям танца. В свою очередь, ненависть вылилась в два убийства самых талантливых участников фестиваля, которым восторженные зрители аплодировали стоя.

Начнем с первого преступления – убийства Савелия Уткина.

«…Собственно, я не могу сообщить вам ничего сенсационного, суть вы знаете: убит русский танцор, чрезвычайно одаренный парень, которого вчера после его дебюта на открытии фестиваля мгновенно окружили восторженные поклонники с просьбой дать автограф.

– Признаюсь вам, среди этих просителей автографа был даже я, – смущенно хмыкнул Паскаль, поправляя очки…»

Итак, Паскаль сам сказал, что был в числе тех, кто бросился к Савелию за автографом. Между тем я нигде не видел оный автограф, хотя, безусловно, счастливый обладатель должен был бы нам его продемонстрировать. А если до Паскаля очередь попросту не дошла? Савелий встретился с Ритой и, весь в предвкушении встречи со школьной приятельницей, оставил поклонника без своей закорючки…

Почти тут же в памяти всплыл еще один немаловажный факт: Паскаль, как мимолетно заметила Мари, в тот вечер бегал домой – якобы за фотокамерой. Забытая дома фотокамера – очень удобный предлог: вместе с ней парень наверняка прихватил надежно припрятанный год назад флакончик «Волшебного сна», чтобы открыть свой «балетный сезон»; та же фотокамера давала ему возможность покинуть маму во время представления – якобы для того, чтобы сделать удачные кадры у сцены.

А между тем Паскаль наверняка выследил Савелия в компании подруги на скамейке набережной; выждал, пока уйдет Рита, подошел сзади… Его подвел один маленький недочет: он позабыл надеть перчатки, оставив свой «фирменный» зеленый отпечаток на манжете и запястье Уткина и не заметив того.

Преступный дебют наверняка вдохновил Паскаля на новые «свершения». Припоминая его взволнованные отзывы о загадочном убийстве, теперь можно сделать вывод: он откровенно любовался делом рук своих.

«…Да, это настоящая сенсация, и, боюсь, она затмит собой вечное искусство нашего новорожденного фестиваля…»

Убийство Алекса Мону. Припомнив, как высокомерно парень задирал нос перед «старым приятелем» своего мастера, можно сделать вполне очевидный вывод: скорее всего и сам мастер, ныне парижанин Марсель Брюно, смотрел на неуклюжего Паскаля сверху вниз. А потому, уже собираясь на вечерний концерт, Паскаль должен был все предусмотреть, обо всем позаботиться: фотокамера (чтобы не сидеть весь вечер рядом с Мари), доза «Волшебного сна» в мини-шприце и, разумеется, перчатки – чтобы не оставить никаких следов.

«…Черт возьми, меня бьет озноб от святого волнения – хорошо, что я догадался надеть куртку и перчатки…»

Наверняка он ощущал себя не менее гениальным, чем Мону или Уткин, – еще бы, он сам продумывал смертельные миниатюры, осуществляя все столь виртуозно, что полиция не могла понять, кто убийца и в чем смысл его преступлений, а пресса в ужасе смаковала непонятные и жутковатые подробности: блаженные улыбки мертвых, их черные губы… Первые полосы всех газет были отданы не погибшим – они посвящались Паскалю Венсе, задавая себе и читателям вопросы без ответа: зачем некто убивал танцоров, за что? Парни – из разных стран, один – голубой, другой – нормальной ориентации. Между тем их связывало одно: житейская зависть мирного обывателя.