Валерий Гусев - Давите их, давите

…Махнота стоял у камина, спиной ко мне, без интереса глянул через плечо. Отвернулся было… Но тут же подскочил, словно его шилом ткнули.

– Ты? - изумился он.

Я пожал плечами.

Он шагнул к столу и потянулся к кнопке.

– И не думай, - посоветовал я.

– Что ты хочешь?

– Объясню: затем, стало быть, и пришел. - Я сел в кресло, закинул ногу на ногу. - У меня в заложниках твои ребята. Пятерых я уже сдал. Двое - в твоем офисе, в мешках из-под картошки. Документация «Джоббера» уничтожена, часть ее я передал в горотдел, часть сохранил для себя. Капитан Ломтев…

– Как ты на него вышел? Просто интересно.

Крепок мужик, ничего не скажешь!

– Напрасно ты ему трубку подарил. За верную службу, да?

– Напрасно, - согласился Махнота, падая в кресло.

– Забери назад, - дружески посоветовал я. - Он, надеюсь, уже застрелился.

– Зачем ты пришел? Твои условия?

– Сворачивай дела, Махнота. Насовсем. Я сейчас сколько-то буду занят - тут по одному списочку надо поработать, крестиков наставить. Ты это время подумай, реши. Мой совет - займись благотворительностью. Реализуй свою движимость и недвижимость и вложи деньги, например, в развитие фермерства в районе, в социальное обеспечение не имущих, школу какую-нибудь построй. Это, стало быть, справедливо.

– Что я буду иметь взамен?

– Уважение своих сограждан, - важно, с восторженным придыханием сказал я. - А я тебя из своего списка вычеркну. И тебе спокойнее, и мне хлопот поменьше.

– Ну а если я не соглашусь?

– Займусь тобой по завершении неотложных дел.

– Не справиться тебе с нами. Какой бы ты ни был Серый.

– Так ведь я не один. С помощниками, - напомнил я. - Теперь мы вас давить будем.

Махнота не ответил.

Андрей высадил меня на шоссе. И я пошел пешком по старой лесной дороге. Шел и дышал чудным осенним воздухом.

Лес стоял прозрачный, застывший. Но живой. Сразу было видно, что весной он опять зазеленеет. Никакая зима его не убьет.

Я вышел на край поля.

Навстречу мне, от усадьбы, мчался на белом вороном коне прекрасный всадник с развевающимися пепельными волосами. Он что-то кричал и размахивал над головой косынкой.

«Господи, - подумал я, - что теперь-то приключилось? Кто там опять на нас попер?»

Яна мчалась по полю. Глухо, дробно стучали копыта по промерзшей земле, мяли твердую, как проволока, стерню.

Она осадила коня, спрыгнула и повисла у меня на шее:

– Серый, Красуля отелилась!

Хорошо, что не Прохор…

Ну, стало быть, так тому и быть…

И мы пошли по полю, как двое влюбленных, ведя в поводу боевого коня.

Яна висела на моей руке и щебетала новости. Бандиты объявили голодовку. Саныч уже взялся разбирать на запчасти их машины. У Прохора болдинская осень началась. Деда Пидю, пьяного по обыкновению, уже видели на рынке - приценивался к гранатомету. А у самой Яны - восторженные планы по реорганизации фермерского хозяйства «Бирюкове».

А что? Это «мысель». Оставлю ее здесь. И Санычу подмога, и мне спокойней будет, пока я свои дела доделаю, долги отдам.

Пистолет я выручил, патронов - полная варежка. У деда Пиди, если надо, сторгую гранатомет. За бутылку. Машину опять же Коляхе надо вернуть.

Ну что, снова, стало быть?

«Если бы у меня было много денег. Не стреляй первым. Давите их, давите: Повести»: Эксмо; Москва; 1997