Валерий Гусев - Давите их, давите

Наглец, стало быть.

Я разыскал Андрея с мотоциклом, заметил, что он мне обрадовался. Думал, наверное, что мы расстались навсегда,

А вот и нет…

– Значит, Андрюша, - повторил я на прощание у ворот усадьбы, под грохот Пидиного спанья, - как договорились, держишься в стороне, вступаешь на завершающем этапе.

– И буду лавры пожинать?

– Это еще неизвестно.

– Вы, это… жилет своей жене отдайте, ладно? И Пидину каску…

Хороший парень.

Ночь я практически не спал.

Впрочем, это понятно. Хотя понимайте, как хотите. В меру своей испорченности, стало быть.

Утром еще раз проинструктировал и рассредоточил свое войско.

Яну и Прохора (берданка и пистолет) - в простреленный сарай, суровых фермеров, напуганных своей смелостью и предстоящей схваткой, - по флангам, командный пункт расположил на батарее, в центре.

Ждали долго, даже надоело, замерзли. Дед Пидя стал Санычу какие-то намеки делать.

– Ладно, - согласился тот. - Малость перед боем - не грех.

– Для куража, - уточнил дед.

Мы хватили самогонки, покурили, хватили еще.

– И будет, - с сожалением сказал дед, затыкая бутылку. - Не то спьяну деревню разнесем. А вот ужо после боя… Во так вот!

– Тихо! - вдруг сказал Саныч и лег животом на бруствер. - Идут!

Я выглянул. Из леса выползала колонна. Несколько «Жигулей», микроавтобус даже и какая-то старинная машина замыкающей. Не иначе сам Махнота соизволил полюбоваться работой своих головорезов?

А вот знакомой «Нивы» не было. Нехорошо. И тут же забыл об этом.

Дед приник глазом к прицелу, стал вращать маховички наводки. Ствол ожил, медленно пошел вправо, потом чуть вниз, замер.

– Во так вот, - прошептал дед. - Заряжающим будь, - напомнил Санычу.

Машины двигались медленно, угрожающе. В распутицу они здесь, конечно, не прошли бы, но сейчас подморозило, и путь был свободен, Пока. А потом им не уйти.

– И нам тоже, - прочитал и продолжил мои мысли Саныч, гнездо которого они собирались безнаказанно, точнее, показательно, разорить дотла. Чтобы другим неповадно было бунтовать. Чтобы хорошо запомнили мужики, что хозяин этой земли не хлебороб, а бандит…

– Давите их, давите! - донесся из задней машины, видимо, через мегафон боевой бандитский клич.

– Снаряд! - крикнул дед и открыл затвор.

Саныч загнал снаряд в казенник, дед лязгнул затвором и снова прижал глаз к прицелу.

И тут могучая ель у самой обочины качнулась, накренилась и, затрещав, стала все быстрее клониться к земле - и грохнулась поперек дороги перед первой машиной, дрожа ветвями.

Я привстал, оперся коленом о бруствер - позади колонны накренилось и рухнуло еще одно дерево.

Все, заперли. Теперь только или - или…

– Огонь! - скомандовал себе дед и нажал спуск.

Пушка рявкнула, подпрыгнула и выбросила из ствола длинный язык пламени: между машинами встал и осыпался красно-черный куст земли, осколки льда из лужи.

Саныч звякнул затвором - вылетела дымящаяся гильза, завоняло сгоревшим порохом - кисло, тревожно.

Из кустов полетели на дорогу бутылки, оставляя за собой в чистом холодном воздухе вьющиеся хвостики дымков.

Одна удачно разбилась о крышу «жигуленка», шедшего (теперь стоящего) вторым, и его сразу охватило разлившимся пламенем и черным дымом. Другие попадали почти бесполезно: две взорвались на земле, остальные вообще не разбились.

Из подожженной машины выбросились вооруженные люди: двое из них стали кататься по земле, сбивая пламя с одежды, двое других открыли огонь по кустам. Им дружно ответили ружейные залпы.

– Откат нормальный! - крикнул дед. - Снаряд! - И снова припал к прицелу, снова тронул маховичок - взрывом снаряда разметало дальнюю ель, ту, что перекрывала бандитам путь к отходу. Артиллерист!

– А ну пусти! - вдруг взвился над нами знакомый возмущенный голос. - Последний снаряд остался! Мазила!

Я обернулся: Яна, в сбившейся набекрень каске, вцепившись в дедов валенок, пыталась оттащить его от пушки. Дед брыкался свободной ногой, вопил:

– Уберите бабу! Снаряд!

Они ведь так пушку своротят.

Я схватил Яну в охапку и оторвал от деда вместе с валенком.

Ругаясь под нос, дед стал снова наводить пушку, поджимая босую ногу.

На дороге вовсю бушевало пламя, горящий бензин растекался по замерзшим колеям, поджигал неразбившиеся бутылки, добрался еще до одной машины, и у нее взорвался бак. Выскакивали из машин боевики, бросались в лес, в болота. Которые не замерзали даже в январе.

Машина Махноты, тыкаясь мордой туда-сюда, пыталась развернуться, нащупала проход в разметанной ели, вырвалась на свободу, стала набирать скорость.