Валерий Гусев - Если бы у меня было много денег

«Как же, - подумал я, - может, и не забудет, да никому не скажет».

Дед, видно, выдал все, что знал. Я поблагодарил его, попрощался. Он церемонно пожал мне руку, не отрываясь от доски, - похоже, его опять засасывало в пучину сна.

– Да, - вдруг сонно сказал он мне в спину. - А на одном тюбетейка была. Точно. Я еще подивился, давно их не носят.

Я обернулся, готовый задать еще вопрос, но опоздал - дед уже уложил бороду на доску, голову - на руку и ровно сопел носом. Федя - тоже. Аи да ребята! Аи да комсомольцы!

Забегая вперед, скажу, что позже я разыскал еще двоих свидетелей. Но эти все «забыли». И выстрелов они не помнят, и машины, и убитого милиционера. Что ж, они меня не удивили…

– Кто? - спросил за дверью Кручинин-отец.

– Я, - был ответ. И это, как ни странно, сработало. Дверь он открыл, но стоял на пороге настороженный, злой, равно готовый и наступать, и сдаться.

И потому я догадался опасливо оглянуться и со значением сказать:

– Мне лучше войти.

Тоже сработало. Он сделал один шаг назад, другой. И мы оказались в комнате, где резко выделялись из всей обстановки чужие для нее, явно новые вещи - японский телевизор с видаком, по которому крутилась какая-то порнуха (видимо, папочка только что слюни пускал), музыкальный центр, а на кухне наверняка мелодично ворчал благородный «Розенлев». На меня испуганно смотрели мать и дочь.

– Вы - Ольга? - утвердительно спросил я девушку. - Мне нужно с вами поговорить. Я разыскиваю бандитов, которые напали на вас и застрелили моего друга…

– Не пущу, - вдруг завизжала мать.

– Я не буду с вами разговаривать, - тихо проговорила Ольга - тоненькая, светловолосая, беззащитная.

– Оставьте ее в покое, - кося одним глазом на экран, врубился папаша. - Или я вызову милицию, - он положил руку на телефон.

– Спасая честь, а может быть, и жизнь вашей дочери, погиб человек не многим ее старше.

– Никто не спасал, никто не погибал. Газеты надо читать. Там все написано. Уходите.

Что сказать? Про совесть, долг… Я чуть не рассмеялся. Какая тут совесть, когда страх, когда новая квартира и видак с порнухой - вот и вся их совесть!

– Хорошо, я ухожу. Только подумайте вот о чем: в страшную минуту рядом с вашей дочерью оказался человек, заслонивший ее грудью. Но ведь так бывает не всегда. - Это уже было похоже на угрозу, но я не мог остановиться. - А что, если в следующий раз вашу дочь некому будет защитить?

Они промолчали, готовясь к новому отпору, не вдумываясь в мои слова. Но я заметил Ольгин взгляд. И он меня обнадежил.

Я положил на журнальный столик свою карточку. Папаша схватил ее как жабу и выбросил в окно.

Я сел в машину, запустил двигатель и долго сидел, упершись подбородком в руль, а взглядом - в забор, за которым была заброшенная новостройка. Я чувствовал усталость. Не гнев, не обиду, не презрение. Ведь в том, что они совершают подлость, Кручинины не виноваты. Виноваты те, кто заставил их пойти на это. И не только их. Ну что, плюсовать это к счету, который я надеюсь им предъявить? Влепить им по совокупности? Так они уже давно на вышку потянули. Что же еще? А может, там… Не знаю…

Бормотание Крошки Вилли напомнило, что надо ехать. Что толку сидеть?

– Устал? - спросил Прохор. - Вижу. Ложись-ка ты спать. Утро вечера мудренее, забыл? Да, тебе Полковник звонил, сердится. Ждет твоего звонка.

– Хорошо. - Я взял аппарат и поволок его за собой на тахту. Плюхнулся, поставил телефон на живот, набрал номер.

– Леша, - строго выговорил Полковник. - Ты не прав. Поручик волнуется. От тебя нет вестей. Все ли в порядке?

– Нормально. Просто забегался.

– Когда приедешь?

– Завтра.

– Вот и славно. Груня придет, песни играть будет…

Разбудил меня Прохор: одной рукой тряс за плечо, другой протягивал мне трубку. Звонила Женька:

– Тебя какая-то дева разыскивает…

– Кто?

– Не назвалась. Сказала, что позвонит завтра в девять. Будь в конторе.

– А сейчас сколько?

– Два. Ночи.

– Раньше ты не могла позвонить?

– А я только что вспомнила, - безмятежно созналась Женька и положила трубку.

…Я поставил телефон на пол. Уснул. Тут же, как мне показалось, раздался звонок.

– Да, еще вспомнила: клиент твой звонил…

– Полянская? И что?

– Просила позвонить.

– Когда?

– Вчера. - Женька зевнула.

– Дура ты, Женька.

– Ага, - сонно согласилась она. - Рассеянная.

Половина третьего. Яна сняла трубку, будто всю ночь держала на ней руку.

– Ты не можешь сейчас приехать? Мне страшно.

Никогда еще Крошка Вилли не делал таких бросков. Хорошо, что была глубокая ночь и пустой, затаившийся город. Ревел движок, истерически визжала резина на поворотах, разбегались в стороны и спешили сменить огни ошалевшие светофоры.