Валерий Гусев - Не стреляй первым

– Ты меня с кем-то путаешь, - отказался я. - Я даже в детстве не крал.

– За это я тебя тогда и полюбила. Потому» что ты был честным.

– Немножко, - уточнил я. - А откуда ты знаешь?

– Не придуривайся, Леша.

Мм углубились в узкую темную улицу, которая круто, стремительно издала вниз, к реке.

– Запомни, - тихо и раздельно сказал я Ларисе, - Мы попали в миленькую компанию. И о чем бы мы с тобой ни говорили, мы теперь будем говорить так, будто рядом с нами всегда есть еще третья пара ушей, настороженных и внимательных до предела. И так везде - в стенах, на улице, в машине, по телефону, во сне, в постели…

– Разбежался, - засмеялась Лариса. - В постели…

Чем дальше мы уходили от центра, тем становилось лучше, чище, тише и спокойнее. Оставались позади пьяные песни, кассетная музыка, буханье бас-гитары на дискотеке, визги девиц у входа в ресторан.

Мы вышли к реке и сели на скамейку. Лариса, как кошка, прижалась к моему боку, разве что не замурлыкала.

– А с тобой хорошо, - сказала она, глядя на черную воду, в которой блестели редкие фонари набережной. - Руки распускаешь только в драке. - Она взяла у меня сигарету. - Мне что-то беспокойно. Не слишком ли сильно ты этих ребят приложил?

– Ничего, жить будут, - беспечно ответил я. - Да и, похоже, они привычные.

Она как-то странно, подчеркнуто взглянула на меня.

– Ты что?

– Так… приглядываюсь.

– И где же ты мои часы приглядела? Или подсказал кто?

Она улыбнулась, хотя я этого и не видел.

– В твоей машине. В тот вечер. Они на полочке лежали. Ты что же, заранее их снял? На случай…

– Не увлекайся, - оборвал ее я и подумал: сейчас спросит - неужели ты меня не узнал?

– Леша, я иногда не знаю, о чем можно с тобой говорить…

– Обо всем. Но в соответствии с моими рекомендациями. Больше напоминать не буду.

– …Ты не помнишь меня? - Похоже, она все пропустила мимо ушей.

– Такую очаровательную Поганку как можно забыть?

– Комплимент? - Она повернула ко мне лицо, осветила его затяжкой сигареты.

– Комплимент, стало быть, - согласился я.

– А почему же ты тогда за мной не ухаживаешь? Обиделся? Но по-другому мне нельзя.

– У тебя и так поклонников хватает.

– Ага, - с омерзением проговорила она. - Даже Сабир, старый верблюд, лапы тянет.

– Неудивительно…

– Опять комплимент? Второй за вечер. Учти - бедная девушка считает. - Помолчала, дожидаясь реакции. Не дождалась. - Как тебе Максимыч показался? Его тоже не признал?

– Максимыч в порядке. - Я улыбнулся. - Фокусы мне показывал.

– Он из-за этих фокусов чуть за решетку не угодил.

– Что так? Банк пытался взять? Гипнозом?

– Он целительством занялся. К нему девятым валом страждущих несло. Ну и деньги потекли. На него, конечно, наехали. Он одному гвоздь-сотку прямо в лоб загнал, без рук. Мотали его долго. Но все-таки признали самооборону правомерной. Что у нас редко бывает. - Это прозвучало слишком профессионально. - Теперь его боятся… Потом его кагэбэшники охмуряли. Он и их послал. И бросил это дело.

– А кто наезжал на него?

– А то некому! - Она опять повернула ко мне лицо. - Что-то ты все расспрашиваешь? Да все про одних и тех же… - Я припомнил, как боязливо озирался Юрик, когда передавал мне номера.

– А этот придурок…

– Он не придурок. Он опасный человек. Юрик своих, кто не в чести оказался, убирает. Специализация…

– Я думал - Рустам.

– Этот бережется, за ним далекий следтянется… Он и телохранителем у «больших» людей побывал, все они теперь покойники. Наказывал, кого укажут… Повоевал на Юге и Востоке, не сам, конечно, - его дело развязать, первую кровь пролить…

Я поставил мысленную галочку, чтобы потом переправить ее на крестик.

– Сейчас он руки больше к коньяку и девкам прикладывает. А в деле - только головой, Сабир придумывает. Рустам организует. Сабир его боится.

– Заметил уже.

Из-за большого дерева на том берегу вышел на небо разбойник месяц. В воде что-то плеснуло, побежали круги, в них задрожало, поломалось его отражение, заплескали осенние звезды.

– Неужели рыба? - удивился я.

– Как же, - усмехнулась Лариса. - Тут и лягушку уже не найдешь. А ведь в этой реке меня батя плавать учил, она такая светлая была, дно солнечное, каждую песчинку видно. И вся в зелени по берегам. Тогда вообще все светлое было, даже люди…

– Я помню, - тихо согласился я.

– И батя мой. Он…

– Я кое-что знаю.

– Я не об этом. Он ведь один меня вырастил. И пионерская организация. Мама в милиции служила, погибла при исполнении служебного долга. Наверное, я поэтому и поступала в милицейскую школу…