Джон Гришэм - Активист. Теодор Бун расследует

Вторым участником дебатов была команда «Сентрал», «другой» школы городка и давнего соперника Страттенбергской средней школы. Всякий раз во время соревнований и конкурсов с «Сентрал» напряжение зашкаливало, зрителей собиралось особенно много, и все вдруг становилось чрезвычайно важным, даже простые дебаты. Месяц назад дискуссионная группа восьмого класса ССШ победила «Сентрал» при переполненном зале, и когда судьи объявили свое решение, зрители остались недовольны — послышались даже возмущенные крики. Правда, крикунов быстро успокоили: порядок и дух честного соревнования были обязательными в любом конкурсе.

Капитан команды ССШ, Теодор Бун, совмещал должности сильнейшего игрока, эксперта и палочки-выручалочки, если накалялись страсти. Его команда еще ни разу не проигрывала, хотя назвать ее непобедимой тоже было нельзя: два месяца назад закончились вничью бурные дебаты с девчачьей командой своей же школы об увеличении возраста, с которого разрешается садиться за руль, с шестнадцати до восемнадцати лет.

Но, сидя на сцене за складным столом между Аароном и Джоуи, Тео не думал о прошлых дебатах. Все трое были в пиджаках и при галстуках, что им очень шло, и смотрели на команду «Сентрал», расположившуюся за столом на сцене справа. Учитель риторики Маунт, консультант и друг Тео, произнес в микрофон:

— Итак, заключительное слово команды Страттенбергской школы произнесет Теодор Бун.

Тео посмотрел в зал, где в первом ряду сидел его отец. Мать Тео, популярный адвокат по бракоразводным делам, была сейчас в суде и очень переживала, что не увидит выступления единственного сына. Следующий ряд занимали девочки, и среди них подруга Тео Эйприл Финнимор и Хэйли Кершо, признанная первая красавица восьмых классов. Дальше сидели учителя — мадам Моник из Камеруна, преподававшая испанский (после мистера Маунта Тео жаловал ее больше всех), миссис Гарман, которая вела геометрию, и миссис Эверли, учительница английского. Присутствовала даже директор школы миссис Глэдвелл. Послушать прения приходило немало зрителей. Баскетбольный или футбольный матч собрали бы вдвое больше народу, но там в командах не по три участника, и, честно признаться, за футболом наблюдать интереснее.

Тео гнал от себя эти мысли. Астма не позволяла ему проявить себя на поле, и дебаты были единственным шансом побиться за победу на глазах у зрителей. Тео льстило, что большинство одноклассников как огня боялись публичных выступлений, а он, напротив, перед аудиторией чувствовал себя как рыба в воде. Пусть в баскетболе Джастин показывает отличный низкий дриблинг и безошибочно выполняет трехочковые броски, но у доски робеет, как четырехлетний. Брайан, плававший быстрее всех восьмиклассников Страттенберга, держится с уверенностью опытного спортсмена, но поставьте его у микрофона, и он сникнет.

Тео — другое дело. Он редко «болел» с трибун, предпочитая слушать пламенные речи адвокатов в суде. Однажды он тоже станет известным адвокатом и в тринадцать лет уже усвоил ценный урок: умение публично выступать — ключ к успеху. Ему тоже приходилось нелегко. Деловито направившись к кафедре, Тео старался не подавать вида, что внутри у него все сжимается и сердце учащенно бьется. Он читал мемуары известных спортсменов, рассказывавших, каково им приходилось перед матчами: некоторых даже рвало от волнения. Тошноты Тео не испытывал, но мучился страхом и неловкостью. Опытный судебный адвокат как-то сказал ему: «Если не волнуешься, сынок, значит, что-то не так».

По опыту Тео знал — страх скоро пройдет. Как только он начнет говорить, холодок под ложечкой исчезнет. Он щелкнул по микрофону и поглядел на арбитра.

— Благодарю вас, мистер Маунт. — Повернувшись к команде «Сентрал», Тео кашлянул, напомнил себе о необходимости говорить четко и медленно и начал: — Мистер Бледсоу отметил ряд важных моментов, заявив, что нарушители закона не должны извлекать выгоду из своего проступка и что многие студенты, дети уроженцев Америки, не могут позволить себе оплатить обучение в колледже. Эти доводы нельзя игнорировать.

Набрав воздуху в грудь, Тео повернулся к залу, избегая, однако, смотреть зрителям в глаза. Опыт научил его игнорировать выражение лиц собравшихся, иначе можно отвлечься и сбиться с мысли. Поэтому, произнося речь, Тео выбирал неодушевленные предметы — пустое кресло справа, часы на дальней стене, окно слева — и постоянно переводил взгляд с одного на другое. Создавалось впечатление, что мальчик обращается непосредственно к залу, и его речь казалась убедительной и серьезной. Тео свободно чувствовал себя на трибуне, а это судьям всегда нравилось.