Нина Васина: Правило крысолова

— Кто-то убил блудливую сучку Ханну. Вместе с ее четвертым мужем. — Она понижает голос.

Я резко сажусь в кровати и окончательно просыпаюсь. Представляю ее с трубкой у рта, нависшую над телефоном. В тонком шелковом пеньюаре, в огромных меховых шлепанцах, и вьющаяся прядка у виска — припорошенное пеплом времени потускневшее золото. Когда она сердится, то не хмурится, а лишь слегка прищуривает глаза и кривит рот. Я предлагаю первое, что пришло в голову:

— Нужно позвонить маме.

— Нет! — кричит бабушка.

От ее крика я дергаюсь и клацаю зубами. Повернувшись к зеркалу, обнаруживаю себя, совершенно голую, сидящую на кровати с безумными глазами и приоткрытым ртом.

— Нет, — говорит она уже спокойным голосом, — ты что, не знаешь свою мать? Она же свалится в истерике дней на пять, и вместо похорон нам придется вызывать врачей на каждый ее припадок.

— Похорон?..

— Ты меня не поняла? Ханну убили.

— Уже? — заинтересованно приподнимется на кровати дедушка.

— Заткнись! — топает на него ногой бабушка. — Ну вот, из-за твоей непонятливости мне пришлось повысить голос. Теперь Пит не успокоится, пока я все не объясню.

Она бросит трубку без предупреждения. Я встану и, покачиваясь, пойду на кухню. На перекладине окна в открытой форточке будет сидеть попугай и устрашающе топорщить хохол на макушке. Я влезу на табуретку, возьму попугая, он заверещит, будто ему выдергивают перья. Одной рукой его надо брать за когтистые лапы, а второй — быстро, пока он не воспользовался изогнутым клювом, — за горло. На моей руке, на заживших прошлонедельных царапинах подживают новые, позавчерашние. Слезу с табуретки и, оказавшись посередине кухни с зажатым в руках попугаем, пойму, что неплохо бы надеть что-нибудь, но как? Я просуну голову в завязки фартука и с попугаем в вытянутых руках выйду в коридор. Главное, не забыть опустить предохранитель замка.

Я позвоню в квартиру рядом и подниму орущего попугая до уровня глазка, прислушиваясь, не едет ли лифт, поскольку моя голая спина как раз повернута к нему. Когда дверь откроется, я суну попугая причитающей и хлопающей в ладоши женщине в ярком халате. Она скажет, что я — подарок господа. Да, именно так: подарок господа.

Быть подарком господа в наше время нетрудно. Нужно регулярно снимать с форточки или ловить в своей квартире сбежавшего от соседей попугая и первое время за его возвращение даже принимать коробку конфет, ананас, бутылку вина, корзинку клубники, банку маринованных огурцов (“Свои, сама закатывала!”) и… Что там еще было, до того дня, когда я с трудом сдержалась, чтобы не свернуть попугаю шею? Да, книга. Книга о вкусной и здоровой пище. После книги я попросила прекратить всяческие благодарности, кроме устных, и мне в награду тут же рассказали, что это очень редкий и дорогой попугай, и если его не будет дома к моменту возвращения из плавания главы семьи, то…!

Пятясь задом, я отступаю к своей двери, быстро стягиваю в узел завязки фартука над голыми ягодицами, киваю головой, изображаю понимающую улыбку и категорически отказываюсь от банки растворимого кофе.

В квартире я успею к давно надрывающемуся телефону, и бабушка заявит мне приказным тоном:

— К девяти мы заедем за тобой на такси. И положит трубку.

Мы прибудем к моргу, где я познакомлюсь с инспектором Ладушкиным и врачом-патологоанатомом, и они оба будут что-то объяснять, пряча глаза, а бабушка, устав от их бормотания, потребует немедленно приступить к опознанию. Врач станет уверять ее, что опознание затруднено, поскольку тела не то чтобы сильно изуродованы, но и удовлетворительным материалом их назвать нельзя, и от этих объяснений у бабушки разыграется жуткий интерес и желание немедленно рассмотреть все, что врач счел неудовлетворительным для опознания материалом. Она будет прорываться в анатомический зал — так называлось место, где лежат мертвые тела, — “зал”, и даже обзовет инспектора Ладушкина, тоже пожелавшего ее подготовить, неприличным словом.

Тут вступит дедушка, он начнет уверять инспектора, что сдерживать бабушку бессмысленно, и если она решила немедленно посмотреть на свою умершую дочь, то непременно посмотрит, и подготавливать ее к осмотру совершенно ни к чему, поскольку последние десять лет она ежевечерне просит высшие силы помочь ее дочери оставить этот мир, чтобы побыстрее возродиться в более приличной ипостаси, чем проститутка, жадная сволочь, похотливая сучка, бросившая своих детей, кровосмесительница и убийца.