Нина Васина - Правило крысолова

Не размотали. Замотанную в простыню, меня несут теперь по-другому — как младенчика, у груди, покачивая, но без “баюшки-баю”. Описать, что я в этот момент чувствую, невозможно, краем сознания иногда отмечаю, что навстречу попался кто-то из команды забойщиков скота, потом — мамочка Богдана, она велела, чтобы сын надел штаны и прекратил шляться по дому без дела. В четыре часа ночи. То, что он, голый, тащит меня в простыне на второй этаж, — это так, шатание без дела и без штанов.

Совершенно изнемогшая от ненормальности происходящего, озверевшая от подобного обращения и незавершенности самой великолепной любовной игры, в которую мне приходилось играть, я поворачиваю голову и впиваюсь изо всех сил зубами в грудь мужчины. Остановился. Напряг мышцы груди и покорно ждет. Он что, думает, я решила так поужинать? Я уже собралась заорать во все горло от отчаяния и желания прибить этого идиота, но он закрыл мой рот губами. Поцелуя как такового не получилась, потому что я почувствовала соленый привкус, отстранилась и обнаружила, что его рот в крови. Облизываю свои губы. Я прокусила ему грудь. Что со мной происходит, черт возьми?! Где я и что вообще делаю?

Мне стало так жалко себя, замотанную в простыню и дрыгающую ногами, укусившую до крови идиота, намылившего меня во всех местах, облитую вчера поносом шимпанзе, меня, которой, вероятно, скоро предстоят очередные и самые страшные похороны, проспавшую две ночи в тюремной камере, подставившую себя двум потерявшимся детям — детей мне тоже стало очень жалко, и бабушку, и даже замученную дрессировкой шимпанзе — так жалко, до истерики и ведра слез. Все кончилось хорошо — я зарыдала, обильно поливая слезами полоску стекающей крови на груди сына хозяйки. Меня уложили на перину, укрыли одеялом и даже покачали прогнувшуюся сетку. Дети, конечно, от моих криков и рыданий проснулись, Лора, правда, почти не участвовала в утешении, она глаз не могла отвести от голого Богдана, но все равно, даже не глядя, нащупала мою голову и гладила по волосам, а когда Богдан ушел и Антон, поплакав со мной немножко, тоже угомонился и лег в кровать, она легла рядом со мной и немедленно стала выяснять, как именно у меня с Богданом все было. Узнав, что ничего не было, прижала мою голову к себе и разрешила:

— Тогда, конечно, плачь!

Я проснулась, как от толчка. Нащупала на стуле свои часы. Около семи. Ладно, если уж я проснулась, надо все основательно проверить. Натягиваю на себя свою одежду, еще прихватываю в коридоре чей-то ватник, одалживаю сапоги. И вот, с трудом передвигая ноги в огромных сапогах, я иду к пруду и на фоне светлеющего неба и тонкой розовой полоски у горизонта выгляжу на пригорке, вероятно, как навозный жук, ползущий куда-то на задних лапах.

У пруда стоят двое мужиков, курят и переговариваются. Один из них держит сапоги, другой — ворох одежды. Я осматриваю серую поверхность воды, и в это время Богдан выныривает на середине пруда. Мужики загалдели, один что-то доказывает, другой категорично требует: “Проиграл — плати!”

Плетусь к дому. Итак, он купается, похоже, в любое время года. Зимой, вероятно, приходит на пруд с ледорубом, чего еще ждать от мужика, вытворяющего такое в бане с голыми девушками.

Хозяйка позвала меня в кухню и вручила огромную чашку кофе. Она варит его в кастрюле. Еще бы, я насчитала семь… девять человек за столом. Стараются откровенно меня не разглядывать, а те взгляды, которые я отлавливаю, какие-то жалостливые.

— Я как раз рассказывала, что ты взяла на воспитание детей своей тетки. — Хозяйка подвигает ко мне кувшин со сливками. Я уже знаю, что они не льются, и ищу глазами чистую ложку на столе. — Как жить-то будете? Ты небось своими фильмами на троих не заработаешь. Девчонка опить же с причудами. Мальчик, я думаю, неприятностей не доставит, а девчонка — огонь!

Место ее сына не занято.

Весь дом пропах кровью. Или сырым мясом. Опускаю нос в чашку и с наслаждением вдыхаю запах крепкого кофе. Именно в этот момент я решила, что она мне нравится. Хозяйка мне нравится. Мне нравится, как она курит и разговаривает одновременно, как варит кофе, как почувствовала с одного взгляда детей, мне нравится ее посуда, занавески на окнах, холодная зелень ее глаз, и черные волосы, и профиль постаревшей персидской княжны.

Пока она вынимает из духовки пирожки, я жадно ее разглядываю и вдруг ловлю себя на сравнении. Ксения и Ханна… Свекровь и невестка. Из отрывочных разговоров я поняла, что привязанность их была такой сильной, что в один прекрасный день Ксения честно сказала мужу, что любит Ханну и спать с ним будет уже как бы изменяя той. Они с Ханной понимали друг друга с полуслова, не просто с жеста, а с намека на жест.