Нина Васина - Правило крысолова

— Но послушай…

— Вы целовались! — Мама стукнула кулачком рядом с тарелкой. Тарелка подпрыгнула. — Взасос! — добавила она шепотом.

Я откинулась на спинку стула и закрыла глаза.

— Мне еще кусочек пирога, если можно, — в тишине попросил инспектор Ладушкин. — Очень вкусно. — Он посмотрел на меня и участливо подмигнул.

— Послушайте, Манечка, — вкрадчиво обратилась к моей маме Марина. — Я знаю, что мой муж тоже еще долго встречался с Ханной после того, как… Как она уже была замужем за вашим мужем, то есть…

— Закрой рот, — приказала Ксения у окна и пошла похлопать по спине моего отца, подавившегося после слов Марины печеньем.

— Вы больше не можете мне приказывать, — повернулась к ней Марина и взяла за руку дядю Макса. — Я больше не ваша невестка, я свободная женщина!

— Делай, что сказала мама, — лениво изрек дядя Макс, не отнимая руки. — Закрой рот.

— Вот что я вам скажу. — Ксения последний раз так саданула отца по спине, что тот ткнулся носом в пирог на тарелке. — Вы все не стоите и мизинца Ханны. И вы, сварливые сучки, и вы, ленивые кобели. Она жила, понимаете, жила! Пока вы захлебывались в собственных страданиях, она получала удовольствие от каждого мгновения жизни. Я знаю, что ты распускал сплетни про меня и Ханну. — В этом месте Ксения вдруг ухватила отца сзади за воротник отличного английского пиджака и резко рванула к себе. Стул наклонился назад, отец уцепился за край стола и замычал. — Да, я ее любила, я жизнь за нее могла отдать. — Ксения продолжала говорить в его запрокинутое лицо. — И где тебе, одноклеточному, понять эти слова! Рядом с нею мир приобретал смысл и очертания праздника. И ты посмел выпачкать нечистотами своего испорченного ума нашу с Ханной любовь!

— Сейчас же отпусти его, проклятая старуха! — завизжала, вскочив, моя мама.

Я закрыла лицо ладонями и не видела, как Ксения отпустила воротник пиджака. Почувствовав неладное, я посмотрела одним глазом сквозь раздвинутые пальцы и увидела, что в наступившей тишине все, затаив дыхание, следят за балансирующим на двух ножках стуле и пальцами отца, скребущими край стола. Стул падает, отец, конечно, тоже, высоко подбросив ноги и стянув за собой со стола скатерть. Дедушка Питер, инспектор Ладушкин и первая жена Латова успевают поднять свои блюдца с чашками. Остальная посуда, утащенная скатертью, с грохотом валится на пол. Я убираю ладони от лица и, открыв рот, смотрю, как моя мама, схватив стул, бросается на Ксению. Я вижу тонкие напряженные запястья с серебряными браслетами, ее возбужденное красное лицо и не верю своим глазам.

Инспектор Ладушкин ставит убереженный прибор на стол, встает не спеша, обхватывает мою маму сзади и приподнимает ее над полом. Она выпускает стул, тот громко падает, мама смотрит несколько секунд на свои руки. Потом на руки Ладушкина, сомкнутые у нее на животе.

— Нет… — выдыхает она шепотом, набирает воздух в легкие, а я затыкаю уши, но все равно слышу ее пронзительный недолгий визг. От неожиданности оглохший Ладушкин выпускает маму из рук. Он же не знал, что после такого визга она обычно падает в обморок. Теперь вот стоит и удивленно смотрит на рухнувшую у его ног женщину.

— Питер, — спокойно спрашивает бабушка, — где у нас нашатырь?

— Сейчас принесу. — Дедушка Пит встает и, проходя мимо меня, замечает:

— Что я говорил? Хорошо, что уберег чашки для чая.

— Перейдем в библиотеку, — встает за ним бабушка. — Я потом уберу.

Постепенно все собираются в комнате с камином, которую бабушка зовет библиотекой, хотя книг здесь нет. Все книги бабушка держит в своей комнате на втором этаже, а здесь — телевизор, отличный музыкальный центр и стойка с дисками и кассетами, старый проваленный диван, несколько кресел, два пуфика, на стене — охотничьи ружья, на полу — сшитые вместе четыре или пять козьих длинношерстных шкур.

— Инга. — Бабушка берет меня за руку повыше локтя. — В кухне в буфете осталась бутылка кагора. Да, в столе за тарелками есть отличный мускат, но ты мускат потом принеси, потом. Как разговор пойдет.

В дверях я сталкиваюсь с бледной и испуганной мамой, которую поддерживает отец. Я остаюсь за дверью и слышу, как мама виновато извиняется перед “тетей Ксенией”.

— Я не знаю, что со мной случилось, — еле слышно бормочет она, и я представляю, как в этот момент она с удивлением смотрит на свои руки.

— Ничего, я привыкла. — Голос Ксении отдает снисхождением и брезгливостью. — Ты в детстве, бывало, как чего-нибудь захочешь, так свалишься на ковер, как начнешь сучить ножками и визжать! Вон какое горло разработала! Жалко, что Изольда ни разу не отходила тебя по заднице. Глядишь, сейчас бы не пришлось платить психиатрам.