Павел Агалаков - Пятая девушка

– У нее волосы короткие, куртка спортивная, – извиняющимся голосом промямлил Грибин. – Вот я и попутал.

– Попутал он, – огрызнулся Алексей. – В следующий раз у Светки проконсультируйся, я думаю, она в половых признаках больше разбирается.

– Зря ты так на Мишу, – заступилась за Грибина Красавина. – В Таиланде такие красавицы с мужскими достоинствами есть, что с первого взгляда и сам Казанова не разобрал бы, девушка перед ним или мужик.

– Так, всем успокоиться, – вклинился в переговоры Ильин. – Мы не в Таиланде, мы – в России, поэтому, Миша, Света, повнимательнее.

– Андрей Михайлович, я отлучусь ненадолго? – сглотнув подступивший к горлу комок, спросила Красавина.

– Что случилось?

– От волнения живот прихватило, – сдавленно ответила Света.

– Ладно, давай. Только быстро.

– И не забудь переговорное устройство отключить, – язвительно добавил Алексей. – Очень не хочется слушать, как ты от волнения избавляешься.

– Копылов!!! – Три голоса одновременно прогремели в наушнике Алексея.

Света отключила прибор, положила его в нагрудный карман, вышла из кабинета, накинула куртку и быстро зашагала к лифту. Выйдя из здания, она рысцой перебежала дорогу и открыла дверцу первого попавшегося на глаза такси.

– Сормовский парк, – сбивчиво от перехватившей дыхание пробежки сказала Света.

– Пятьсот, – вяло назвал цену водитель.

– Поехали. – Красавина прыгнула в машину и пристегнула ремень безопасности.

Пятница. 13 сентября. 20:15

– Миша, Света не появлялась? – спросил Ильин.

– Нет. Пока не приходила.

– Михалыч, она же девушка, а они, пока тридцать три раза руки не вымоют да носик не напудрят, из туалета не выйдут, – со знанием дела выдал Копылов.

– Ладно, надеюсь, с ней все в порядке, – успокаивая учащающийся пульс, сказал Андрей. – Готовность номер один.

Такси остановилось возле южного входа в Сормовский парк. Красавина расплатилась, вышла из машины, быстро огляделась, сделала глубокий вдох и модельной походкой пошла через парковку к третьей сосне справа. Сердце гулко стучало в груди, отзываясь протяжным эхом по всему телу. Свежий осенний воздух наполнял легкие и выходил обратно прерывистыми толчками, повторяя ритмичный такт Светиных шагов.

– Что сделано, то сделано, – сказала она себе, подойдя к дереву. – Обратного пути нет.

Красавина встала под сухой веткой сосны, медленно повернулась, вспоминая расположение предметов и растений, обняла себя за плечи и приготовилась ждать, посекундно поглядывая во все стороны, пытаясь предположить, откуда может появиться угроза. Света почувствовала, как ее колени начали непроизвольно подрагивать. Грудь сжимали невидимые тиски. В голове что-то заскрежетало и зацарапало, словно майский жук в спичечном коробке, пытающийся выбраться на свободу. Она сжала себя сильнее, попыталась улыбнуться, но страх завладел мышцами лица и только плотнее склеивал губы.

«Ты не одна. Тебя, если что, прикроют», – Света мысленно приказала себе расслабиться и стала считать до десяти.

На счете пять – ослабела дрожь. Семь – улыбка потянула уголки рта вверх. Девять – грудь с легкостью впустила воздух. Десять – страх уменьшился до размера точки и через мгновение испарился совсем.

– Вот так уже лучше, – кивнула Красавина, довольная победой над эмоциями.

– Жертва прибыла! – возбужденно воскликнул Грибин.

– Я даже не заметил, как она пришла, – раздосадованно сказал Копылов.

– Отвлекся? – грозно спросил Ильин.

– Да на секундочку всего. Время только посмотрел, – попытался оправдаться Алексей. – А, господа? Мне кажется, или? Миша, увеличь объект и поправь меня, если я не прав.

Грибин увеличил изображение и ахнул.

– Ми-Ми-Михалыч, – дрожащим голосом произнес Михаил. – Там Светка…

– Пришла, – довольно протянул низкий хриплый голос, сливаясь с переливчатыми звуками флейты одинокого пастуха, наигрывавшего красивую мелодию из автомагнитолы.

Тонкие губы растянулись в улыбке, обнажая звериный оскал. Ноздри раздувались при каждом вдохе, пытаясь уловить едва различимый запах жертвы. Кисти рук сжимали рулевое колесо до побелевших костяшек, казалось, еще чуть-чуть, и оно хрустнет под мощным давлением изуродованных ожогами пальцев. Веки блаженно подергивались в предвкушении мгновения, к которому он так долго шел. Перед глазами медленно поплыли годы страданий, тоски и одиночества. Боль, долгое время резавшая на тонкие лоскутки изможденное сердце, начала понемногу ослабевать, трансформируясь в неведомое чувство, наполняющее вены тягучей вулканической лавой. Вспышка. Крик. Пылаюшее лицо. Скрежет разрывающегося металла. Рев пламени. Он резко открыл глаза.