Андрей Баширов - Число зверя

— Алло, у тебя что‑то с аппаратом, тебя почти не слышно. Мы сегодня собирались созвониться и договориться сходить куда‑нибудь, но из‑за американцев и этих перевыборов у меня кардинально поменялись планы. Мне необходимо сегодня в шесть часов вечера вылететь в Питер. Приеду только поздно ночью с двадцатого на двадцать первое. Ты, наверное, уже будешь спать. Ты не очень обижаешься на меня?

— Нет. Работа, есть работа.

— Я позвоню тебе, когда приеду.

— Хорошо. Счастливого полета. Целую.

— Я тебя тоже. Пока.

В среду Николаев, помня о ждущей его в антиквариате книге по истории Кремля, проснулся около девяти, но пока он вылез из постели, выпил кофе и собрался, пробило двенадцать. В магазине он появился только во втором часу и сразу же направился в каморку, где сидел на приеме вещей у комитентов Юрий.

— Ну, показывай, — обратился Сергей к приемщику вместо приветствия.

— Привет. Чего показывать? Нечего уже показывать. Сегодня с самого утра прискакал от нашего постоянного клиента какой‑то молодой человек, выложил мне за книгу “лимон”, да еще сказал, что сдачу я могу оставить себе. Неплохо, не правда ли? Сто тысяч ни за что, ни про что заработал. Пораньше бы тебе надо просыпаться.

— Да я до пяти часов утра сидел над повестью. Итак, по четыре часа в сутки сплю. Проклятье, — хлопнув себя ладонью по лбу, ругнулся в сердцах Николаев, — какого черта я тащился сюда такую рань?

— Позвонить надо было.

— Терпеть не могу телефоны, ничего хорошего по ним не услышишь, вечно какие‑нибудь неприятности сообщают. — Сергей на мгновение задумался, ему было жаль упускать нужную книгу. — Слышишь, Юр, а если я твоему покупателю накину две — три сотни, он уступит ее мне?

— Да ты что, он богат как Крез и сам кому угодно может накинуть. Бесполезно.

— Жаль. А еще чего‑нибудь интересного у тебя нет, что зря я пришел?

— У меня, лично, в заначке ничего нет. Сходи, посмотри в торговом зале. Карты есть “восемнашки”, неплохие гравюры, но по твоей теме я ничего не могу припомнить.

— Ладно, и на этом спасибо. Пойду, взгляну. До свидания.

Николаев прошелся по магазину, перебрал несколько больших папок с гравюрами и картами, но ничего интересного для себя не нашел. В совершенно расстроенных чувствах он вышел из антиквариата и, влившись в толпу гуляк, фланирующих по засаженному фонарями Арбату, направился в сторону Гоголевского бульвара. Раз ему не повезло с книгой, он решил взять себе в московском Литфонде путевку в дом творчества. Трехразовое питание, не надо отвлекаться на беготню по продуктовым магазинам, прогулки по свежему воздуху, большая библиотека под рукой и работа. Это была прекрасная идея, почему она сразу не пришла ему в голову?

Но, увы, в московском Литфонде, как и в букинистическом магазине, его ждало большое разочарование. Все льготные путевки были уже до конца лета распределены между секретарями писательских Союзов. По самым скромным подсчетам Сергея, подобных творческих объединений уже насчитывалось в Москве больше чем работающих литераторов. Причем большинство из Союзов сейчас, прикрываясь различными лозунгами о справедливости и защите интересов литераторов, занимались в основном “политико — социальным рэкетом”, выколачивая деньги у руководства страны и вышестоящих чиновников от культуры, тем самым обеспечивая небезбедное существование своих литературных “боссов”. До рядового же писателя, если и доходили какие‑либо крохи, то в виде жалких подачек, на которые невозможно было прокормить и кошку, а не только сесть за серьезный роман. Ни для кого не было секретом, что оставшиеся после “боссов всех боссов” льготные путевки разбирали их многочисленные родственники и знакомые. Все же остальные распределялись среди прочих “блатных и крутых”, выкладывающих по несколько сотен тысяч в день за плохую кухню и возможность вольготно пожить в построенных на деньги литераторов дачах. Николаеву, как и многим из его коллег, все это было не по карману. Поэтому и были забиты с марта по ноябрь все писательские дома творчества “новыми русскими”, а на зиму и вообще превращались в гостиницы для приезжих.

Странно было то, что все это происходило под крышей Литфонда, старейшего профессионального объединения российских литераторов, записавшего еще сто пятьдесят лет назад в своем первом уставе, что оно создано для защиты и оказания помощи пьющим и малоимущим писателям. Сегодня же оно лишь кормило, холило и лелеяло расплодившихся богатеньких бюрократов от литературы.