Дмитрий Вересов - Отражение Ворона

Часа через три ей удалось потихоньку выскользнуть из круглосуточного кафе, где ее спасители надирались пивом, и хайкнуть длинную фуру, направляющуюся с грузом в город Монтре…

И вот каждая минута набегающего теперь под серый капот серого асфальта наматывала как минимум два с половиной километра расстояния, и с каждой минутой Асуров, Аслан и вся швейцарская эпопея оставались все дальше и дальше позади.

А что впереди?

Они ведь ехали к родителям Жиля.

Ах, как это серьезно! Молодой человек еще и неделю не знаком с девушкой, а уже хочет познакомить ее со своими па и ма.

Три дня назад, когда Жиль предложил ей поехать с ним в Бельгию к его родителям, Анюта автоматически, подчиняясь какой-то внутренней идеомоторике, переспросила: а удобно ли это?

И тут же все поняла.

Что вполне удобно, и более того – что так вообще надо!

Они остановились возле небольшой «оберж», выполненной в стиле освоения американцами Дикого Запада, где бармен, он же хозяин заведения, носил широкополый стетсон и где из джук-бокса слабо слышались скрипочка и банджо…

Яичницу «ранчо», бифштекс, кофе и абрикосовое желе…

Все вкусно и обильно. И Жиль, ловко орудуя приборами, аппетитно лопает свой бифштекс.

– А у моих тебя обязательно накормят уткой, – сказал Жиль. – Можешь уже внутренне к этому готовиться, утка у моих – это коронный номер.

Нюта ничего не ответила. Она только слабо улыбнулась, маленькой десертной ложечкой ковыряя абрикосовое желе.

– А у твоих родаков, у них какое коронное? – спросил Жиль

Нюта спокойно отправила в ротик очередную порцию абрикосового желе.

– У моих родаков коронное – это селедка и водка.

– Они что, в Исландии живут? – спросил Жиль. – А ты говорила, что твои родители живут в Америке, в Калифорнии, и что…

– Ладно, все, что говорила, все правда! – Анюта прервала своего визави, положив свою ладонь на его руку.

– А еще будет домашний бал, – Жиль вернулся к первоначальной теме, – у меня в нашем городке тьма родственников, и предки непременно должны расхвастаться, что сынок получил свой БАК.

– Бак? – переспросила Нюта.

– Диплом бакалавра, а чтобы магистра получить, надо учиться еще два года.

– Тогда на балу тоже будет утка? Или целая стая уток? – лукаво спросила Анюта.

– Обычно, по хорошей погоде, у нас в деревне устраивают пикник с жареным теленком…

– Целым теленком? – Нюта изумленно подняла брови.

– Ты не представляешь, сколько будет гостей, одного теленка еще может и не хватить…

И снова серый разлинованный на ровные полосы асфальт набегает под капот.

Нюта курила и думала…

Хорошо, что Жиль такой молчун. Это как встарь в той средневековой Европе муж и жена где-нибудь на хуторе, они целыми днями, а может, и неделями не говорили друг другу ни слова.

А о чем говорить?

Слова… Что слова?

Сотрясенный ветер!

И Нюточка, благодарная Жилю за его молчание, вспоминала теперь боевые события прошлой недели.

Упорядочивала их в своей очаровательной головке.

И что?

Да ничего…

Серый асфальт набегал под капот. Жиль вежливо молчал. Они уже сказали друг ругу все слова на десять лет вперед.

Европейская парочка…

Из-за склона аккуратненького холма, на котором среди овечек, казалось, так и должен был бы по идее сидеть тот самый «fool on the hill» из песни Маккартни, уже виднелись красные черепичные крыши очередного аккуратненького, как и все здесь, городка.

Франкеншамп.

Франкийские поля или поля франков.

Когда-то так и было.

А теперь здесь живут валлонцы… От франков одно название осталось.

Мелькнули указатели: «автодром Спа – пятнадцать километров, музей Дегреля – десять километров».

– А кто такой Дегрель? – спросила Нюта.

– Валлонский рексист, отец идеи последнего крестового похода европейцев на Восток, – не раздумывая, ответил отличник Жиль. – Гитлер сказал про него, что кабы у него был сын, он желал бы, чтобы сын был непременно похож на Дегреля.

– И вы тут такому человеку музей открыли? – хмыкнула Нюта.

– История не делит людей прошлого на хороших и плохих, история преподносит факты. Вот Наполеон, он был хороший? Он три четверти генофонда Франции в походах загубил, и в результате все проиграл, а французы теперь поклоняются его могиле во Дворце инвалидов… – сказал Жиль, не отрывая взгляда от дороги.

– Поэтому твоя история и не годится в науки, как Шпенглер в «Закате Европы» записал, сам историк, между прочим, что если бы была история наукой, дала бы людям обобщенные выводы из миллионов накопленных фактов, а так… Одна хронология, да и только! – усмехнулась Нюта блеску собственной эрудиции. – А французы оттого в Инвалид с цветами приходят, что был для них миг славы, когда была Франция супердержавой, чем-то вроде современной Америки, один миг, а приятно вспомнить…