Павел Генералов: Искушения олигархов

Ого! Легки на помине. Ситников увидел, как к зданию администрации подруливают чёрная пара «меринов» с тонированными стёклами. Похоже, Костя — Пилот, многолетний и непотопляемый лидер «внуковских», пожаловал собственной персоной. Дело принимало крутые обороты. «Сам» являлся лишь в случаях особой важности. Неужели они что–то пронюхали?

Костя — Пилот, по слухам, был когда–то бортмехаником на внутренних авиалиниях, но вполне успешно поменял мирную и не слишком доходную профессию на более опасную, зато прибыльную, проявив при том недюжинные организационные и прочие необходимые в непростом бандитском бизнесе способности. Сейчас его бригада контролировала значительный кусок юго–запада Подмосковья.

Однако вместо Кости — Пилота из головного чёрного «мерина» вышел один из внуковских бойцов. По форме его бритая голова напоминала тыкву. Но не идеальную, выставочную, а слегка сплюснутую по бокам, словно овощу в период роста не хватало солнца. В руке тыквоголовый аккуратно нёс большую картонную коробку, перевязанную белой бельевой верёвкой. На поясе у бойца болтался мобильник, зазывно постукивая серебристым корпусом по выпуклости на слишком тесных штанах.

Примерно через три минуты загадочная коробка уже появилась в кабинете Павла Геннадьевича.

— Примите прэзэнт. От Кости Пилота, — с порога заявил тыквоголовый боец в кожаной лётной куртке и нехорошо улыбнулся, водрузив коробку на стол прямо перед Ситниковым.

— Бомба, что ли? — мрачно улыбнулся Ситников.

— Последнее китайское предупреждение. Думай, пузо. Надумаешь — звони. Пилот ждёт последний раз. До завтрашнего вечера. Послезавтра будет поздно. Понял? — не дожидаясь ответа, курьер Пилота резко развернулся на каблуках и, сверкнув напоследок тыквой, оставил Ситникова в одиночестве, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.

Что за хрень? Внутри, похоже, было что–то живое. Павел Геннадьевич взял ножницы и не без труда — опять ножницы затупились! — разрезал толстую верёвку, перетягивающую коробку.

Прямо на стол выпрыгнул–взлетел огромный красно–рыжий петух, всклокоченный и изрядно испуганный. Мгновенно нагадив в центре стола, петух принялся метаться по кабинету, словно лесная птица, сдуру залетевшая в окно. Поймать его Павлу Геннадьевичу удалось лишь спустя несколько минут, когда кабинет уже успел понести значительный урон. Аккуратно перехватив морщинистые петушиные лапы, Ситников замотал их скотчем.

Держа петуха за лапы вниз головой, он вышел в приёмную.

— Оксана Васильевна, неси–ка животное плотникам. Путь суп себе сварят. А у меня надо срочно убраться в кабинете. Нагадили гады.

Испуганная пожилая секретарша послушно приняла петуха, как эстафетную палочку.

Вернувшись в кабинет, Ситников брезгливо посмотрел на испоганенный стол, и, отойдя к окну, набрал номер на мобильнике.

— Станислав Евгеньевич! Ситников. У нас проблемы, — и, усмехнувшись, добавил, — мне «внуковские» ребята сделали последнее китайское предупреждение. И, признаюсь, мало приятное.

— Не волнуйтесь, Павел Геннадьевич. Ситуация под контролем. На днях и сам подъеду, — спокойно отозвался собеседник. — А с шушерой этой, если что — разберёмся.

Нажав кнопку отбоя и посмотрев в окно, Ситников нервически усмехнулся:

— Кому — шушера, а кому–то и задницу развальцевать могут!

15 августа 2000 года

Нюша уже второй день сидела в Доме творчества в Перелыгино. То есть, она совсем не постоянно сидела. Иногда гуляла, ходила завтракать, обедать и ужинать. Выходя на просторную лоджию, обменивалась репликами и впечатлениями с соседями справа и слева. Иногда и с прочими насельниками Дома творчества общалась она на дорожках и скамейках. С интересом, между прочим, общалась. Остальное же время она всё–таки именно сидела и писала. В новом–старом жанре, который назвала новыми русскими сказками.

Сегодня, с утра и до обеда, она успела изваять целый кусок из задуманного триптиха про Ивана Пушкина. Называлось и выглядело всё это так:

«ИВАН–ПУШКИН–ЧЕЙ-ТО-СЫН, АНЮТА ПРЕКРАСНАЯ и КОТОПЁС ПАФНУТИЙ ЧЕТЫРНАДЦАТЫЙ

СЛИШКОМ СОВРЕМЕННАЯ СКАЗКА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОХИЩЕНИЕ АНЮТЫ

В одной далёкой–далёкой стране, такой далёкой, что, пожалуй, уже и близкой, жил–поживал добрый молодец Иван — Чей-То — Сын. То есть это он сначала был добрым, с самого начала, а наша сказка начинается с середины.