Павел Генералов - PRосто быть богом - ВВП

— С первого раза не попали? Мишень оказалась маленькой? — Сухов развеселился. — Ну да, конечно, всего три метра в диаметре!

— Значит, вы не слышали выстрелов?

— Повторяю. Сразу. После. Запуска. Я. Поехал. К. Ольге. Я не слишком быстро говорю?

— Не слишком, — Степанов задумчиво почесал висок, чуть сдвинув набекрень панамку. — Скажите, Виктор Иванович, а вы… э-э… в каких отношениях с Ольгой Ильиничной?

— Ну… Знаете ли… Настоящие мужчины на такие вопросы отвечать не должны. Гусары, молчать! — и Сухов натужно засмеялся. — Смотрите, товарищ следователь, тир! Кажется открыто! Зайдем, постреляем?

— Зайдём, — задумчиво согласился Степанов.

В старомодном, будто ещё из советского времени, тире они встали рядом. Прямо братья по оружию. Выстрелили практически одновременно. Степанов целился в верблюда с облупившимся горбом. Но упала антилопа.

— А вы хорошо стреляете, — прищурившись, сказал Степанов. — А какие у вас были отношения… э-э… с пропавшим без вести господином Жарским?

Трёхкомнатный номер следователя Степанова выходил окнами на две стороны. Под окнами гостиной–столовой и рабочего кабинета протекала оживлённая и порой довольно шумная жизнь улицы Красной. Из окна же спальни был виден сквер перед администрацией — с аллеей бюстов знатных великоволжских людей и голубыми елями. Но если отойти от окна чуть в глубь, то очам представала одна лишь главная достопримечательность города — колокольня Крестовоздвиженского собора на фоне неба.

Выкрашенную светлой охрой колокольню не портили даже строительные леса, забравшиеся колокольне примерно до уровня пояса. Причём цвет её менялся в зависимости от времени суток и погодных условий. По утрам и при чистом безоблачном небе она казалась бледно–жёлтой и почти прозрачной. Предзакатное время окрашивало ярусы колокольни в розово–красные тона. А ночью она светилась изнутри и словно плыла по тёмному тревожному небу. Именно ночью, правда, особенно заметным было отсутствие колоколов — немая красавица, да и только!

Впрочем, любоваться колокольней сейчас Степанову было совсем не с руки. У него и так всё из рук валилось — по причине полного непонимания ситуации. В такой просак он давно уже не попадал. На настоящий момент, после недели работы в городе Великоволжске, у следователя Генеральной Прокуратуры Юрия Аркадьевича Степанова подозреваемых с каждым днём становилось всё больше, а вот вменяемых версий случившегося преступления — всё меньше. Вот разве что сомнений в том, что имеет место самое настоящее преступление, у Степанова не было. А вот во всём остальном он очень сильно сомневался и от того всё более заметно нервничал.

Как многие будущие бойцы невидимого фронта попали на службу в своё КГБ-ФСБ, насмотревшись фильмов про разведчиков, а именно и прежде всего под впечатлением «Щита и меча» и «Семнадцати мгновений весны», так и Степанов в выборе профессии не обошёлся без литературно–киношных истоков.

В основе основ степановского выбора лежали сочинения о бессмертном Шерлоке Холмсе с его дедуктивным методом. Хотя в среде серьёзных следаков ссылки на этот заумный метод считались дурным тоном, Степанов оставался верен своему первому учителю в профессии. Одно время даже курил трубку. Но это вызывало столь неумные и бесконечные подначки коллег и даже подследственных, что от милой привычки пришлось отказаться.

Заодно уж Степанов и вовсе бросил курить, чтобы больше было у него возможностей для тренировки обоняния, совсем не последнего из органов чувств, необходимых в работе следователя. Зато теперь даже просто по запаху дыма он мог определить до пятидесяти сортов сигарет, сигар, а также трубочного и самокруточного табака. И цифра эта неуклонно росла.

Кстати, бычки «Золотой Явы», собранные им неподалёку от места преступления, воняли нещадно, хотя и были упакованы в целлофановый пакет. Рядом с бычками и тоже в пакете на рабочем столе Степанова лежали подсохшие, практически мумифицировавшиеся пчёлы, добытые непосредственно в джипе Жарского. Но они, к счастью, не воняли.

Да, был бы труп, всё бы вытанцовывалось, наверное, полегче. Но трупа не было и с этим фактом, хочешь — не хочешь, приходилось мириться. Так что пока по отношению к Жарскому оставалось довольствоваться определением «жертва».

Степанов взял со стола листок из блокнота, на котором в аккуратной табличке были расписаны имена подозреваемых, их возможные мотивы и примечания к мотивам и ситуации в целом: