Иван Любенко - Босиком по 90-м

Велико же было моё удивление, когда в Алеппо я увидел плакаты с Марксом, Лениным и Хафезом Асадом – президентом этой страны. Бородатый Маркс напоминал басмача. Да и Ленин был какой-то непривычный, арабской внешности. Постепенно я стал понимать, что вернулся в прошлое.

Гассан по секрету поведал мне, что в Сирии воцарилась самая настоящая кровавая деспотия. Асад, пришедший к власти в результате государственного переворота двадцать три года назад, установил в стране абсолютную власть. И всех, кто был им недоволен, безжалостно уничтожал. Людей арестовывали тысячами, пытали, отправляли на каторгу. Поводом мог послужить любой донос или неосторожно сказанное слово в адрес власти. Суды проходили быстро и в закрытом режиме, как в СССР во времена сталинских репрессий. Примерно ту же мрачную картину, но в более мягких тонах, несколькими днями ранее мне нарисовал знакомый сирийский студент, учившийся в Красноленинске. Собственно, поэтому никто из его земляков и не торопился возвращаться на родину после окончания института. Некоторые держали в нашем городе ларьки, торговавшие канцтоварами, другие работали на стройках разнорабочими. Но одно дело чей-то рассказ, а другое – увидеть Сирию собственными глазами.

– А вот городская площадь. Сегодня воскресенье – день казни. В центре – виселицы с преступниками. Трупы и висят до самой среды, разлагаются, запах стоит… сами понимаете, – комментировал экскурсовод.

– А за что их? – спросил кто-то из лётчиков.

– Прилюдно казнят только за изнасилование или распространение наркотиков. На них таблички висят. Там всё и написано.

Позже я узнал много страшного о повседневной жизни сирийцев. Народ действительно бедствовал. Люди, в основной своей массе, выглядели несчастными и озлобленными. Неулыбчивые русские, по сравнению с ними, казались просто образцом приветливости. Хорошо здесь жили только чиновники и их родственники. Они вымогали взятки у всех подряд и по любому поводу. Причём, это считалось вполне нормальным явлением. Часто судья, прокурор или полицейский содержал всю свою многочисленную родню. В стране назревало недовольство властью. Это было очевидным фактом. Утром на домах появлялись, написанные мелом проклятия в адрес президента. Кого-то задерживали и увозили в тюрьму. Служба политической безопасности пока ещё справлялась со своей задачей, и ни о каких серьёзных протестах не могло быть и речи. Но интеллигенция, в особенности та, что училась за границей, Хафеза Асада ненавидела.

Разместившись в отеле (вероятно, он имел только две звезды, и подозреваю, что у одной из них явно отвалилась пара лучиков), я, наученный турецким опытом, положил в пакет десяток детских пистолетов и отправился на базар. Завидев первую попавшуюся лавку игрушек, предложил хозяину купить мои наганы и показал образцы. Он покрутил в руках револьвер, направил на меня и нажал на спуск. Раздался щелчок. Но второго выстрела не получилось. Курок сломался и больше не взводился. Недовольный покупатель выругался на своём языке и сунул мне игрушку назад.

Раздосадованный я вернулся в номер и заново проверил покупки. К моему сожалению, красноленинский завод напортачил: качественных игрушек получилось штук тридцать. Все остальные никуда не годились. Но что было делать? Не выбрасывать же товар? Недолго думая, я уложил брак на дно сумок, а исправные наганы – наверх. И вновь потащился на рынок. Мне повезло. Хозяин другого ларька проверил только несколько образцов из тех, что лежали сверху. Довольный невысокой ценой, он пересчитал всё поштучно и отсчитал оговорённую сумму. Теперь надо было быстрее закупить на вырученные фунты детскую обувь, спортивные костюмы и смываться в гостиницу. Я справился быстро, дорога заняла двадцать минут.

В моём номере кондиционера не было. Холодильник не работал, а лишь исполнял роль кухонного буфета. Постелью служил кожаный турецкий диван и две простыни. Вместо подушки – диванный валик. Я поужинал привезёнными из дома консервами и с чувством выполненного долга лёг спать. Жара стояла невыносимая. Время от времени приходилось смачивать простынь и укрываться ею. И вот тут я допустил ошибку: ночью, вместо того чтобы спуститься на второй этаж, где стоял бак с питьевой водой, попил из водопроводного крана.

За завтраком меня так тошнило, что я едва успел выбежать в туалетную комнату. Командир воздушного судна, только что вернувшийся из годичной командировки в Джибути, посмотрел на моё позеленевшее лицо и быстро понял, в чём дело.