Андрей Воробьев - Дело об избиении младенцев

— Сейчас отправьте на гауптвахту за нарушение правил караульной службы, а завтра я допрошу и вынесу постановление о применении меры пресечения.

Утром же оказалось, что допрашивать и арестовывать некого — «дедушка» проявил явные признаки помешательства и был срочно госпитализирован. Нертов и по сей день не был твердо уверен, что такую гениальную идею ему не подсказали отцы-командиры, в надежде избавиться от очередных «палок» (зарегистрированных преступлений) в отчете войсковой части. Но как бы там ни было — расследование застопорилось. Только врач-психиатр не выдержал. Когда «больной» предложил ему «отмаксать» денег за постановку нужного диагноза, майор, забыв про клятву Гиппократа, сам допустил некие «неуставные отношения», говоря проще, набил морду и выгнал из госпиталя, а потом вызвал Нертова. Если бы врач поступил наоборот и сначала позвонил в военную прокуратуру, «дедок» уже досидел бы свой срок. А так солдат просто бежал со службы. Спустя некоторое время, под вывеской той же неуставщины, он умудрился убедить вышестоящих командиров, что бежал, опасаясь издевательств офицеров. Дело замяли, а парня отправили тихонько на дембель. И вот теперь неожиданная встреча…

— Ну что, прокурор, тебя сначала на гауптвахту, а потом — меру пресечения или как? — Пещера гнусно засмеялся и, уже обращаясь к своим подельникам, пояснил, — Этот гад меня хотел посадить годков на десять еще при когда при Горбатом водка подорожала.

— Так он — ментяра? — Подал голос Вустриц.

— Хуже. Он — юрист. Прокурор. И к тому же военный. Они всех у себя «землят» — и наших, и ментов, и гэбэшников. А мы их. Туточки. — И Пещера от души ударил Алексея ногой в голову.

«Отохранялся». — Только и успел подумать юрист, теряя сознание…

Машина, в которой ехали Юрий Александрович, Гущин и Женевьева, оторвавшись от других, довольно быстро миновала Выборг и почти вплотную подобралась к таможне.

Александрыч, как старший, принял решение не показываться на границе и у заправки, а постараться остановить «Транскроссовскую» машину на трассе, чтобы посторонний не успел засечь контакт с водителем. Когда же Иван осторожно осведомился, как они будут тормозить машину («после всех дел на трассе теперь же ни один дурак не клюнет»), старый опер, кивнув на Женевьеву, заявил, что против нее и умный не устоит. Женьке был продиктован номер «шаланды» и она приготовилась к встрече.

Суть идеи Александрыча сводилась к тому, что девушка остановит на открытом месте машину, сядет в нее и по дороге объяснит шоферу, дескать, действует по указанию генерального директора. Когда водила чуть успокоится, поняв, что за «частный извоз» его с работы не попрут, Женевьева продолжит объяснение. А тем временем сыщики догонят грузовик и поговорят с водителем более конкретно, тем более что с шофером Александрычу приходилось беседовать еще по старым делам фирмы и тот должен бы его запомнить. В крайнем случае, если дальнобойщик побоится ехать к засаде, за руль сядет Гущин.

Пока они разговаривали, курили и пили чай из предусмотрительно прихваченного старым оперативником термоса, время перевалило за полдень. С едой, правда, получилась неувязка, так как Мэй-Маша умудрилась не только сожрать данную ей порцию, но буквально выхватила изо рта Александрыча другую и начала клянчить третью у девушки, вопя при этом как голодная кошка. Этого несчастного «мява» Гущин не вынес и, не желая оставлять француженку голодной, всунул в пасть псины свой кусок. Она клацнула зубами, заглатывая съестное и, благодарно повернувшись к Ивану задом, все-таки вымолила у Женевьевы остатки ее завтрака. Стеная по поводу невоспитанности собак и некоторых их знакомых, голодный Александрыч скомандовал: «Пора» и выпустил Женевьеву из машины…

Старый опер угадал: проблем с водителем практически не возникло. Он любезно распахнул перед помахавшей рукой Женевьевой дверцу, а когда Александрыч с Гущиным догнали грузовик сказал, что надежнее, если за спиной много железа, поэтому и дальше машину он поведет сам. Получив еще несколько инструкций, а в довесок Машу с Женькой, дальнобойщик снова двинулся в путь, оставив далеко позади автомобиль сыщиков. А последних вскоре обогнал «вольво» с тонированными стеклами. Только Гущин успел заметить в салоне двух человек. Один из них почему-то был в милицейской фуражке. Иван не тешил себя надеждой, что это какой-нибудь участковый катится на работу, а потому по рации предупредил о машине Женевьеву.