Георгий Айдинов - Неотвратимость

— А мы не однополчане, мы «однослужане».

— Трепач. Ну, честное слово, трепач, — начал сердиться Павел. — Ты же прекрасно знаешь, что я имел в виду фронтовых друзей.

— Обмен мнений на этом заканчивается, — решительно разрубил воздух рукой Иван Пащенко. — Не будем портить друг другу настроение. Тем более что уже и возможности нет: нас зовут.

Застолье удалось на славу. Было весело, непринужденно. С энтузиазмом отметили сначала поводы для встречи. С не меньшим воодушевлением воспользовались и всеми другими возникающими поводами. Пели. Танцевали. Опять пели.

Серега, полностью игнорируя встрепку, заданную ему друзьями, обнародовал очень смешные частушки собственного сочинения, в которых многим в отделе так или иначе, но досталось. Под общий хохот Серега каждый куплет сопровождал припевом:

и все присутствующие подхватывали:

Даже Александр Титыч, вначале немного скованно чувствовавший себя в семье у подчиненного, потом разошелся и предложил очень всем понравившийся тост.

— Читал я у одного подходящего классика советской литературы и запомнил слова, очень верно выражающие, как мне представляется, тенденцию, главную линию истории:

Вот я и хочу предложить выпить за такое правильное, сочувственное отношение к строительству коммунизма со стороны всей нашей матушки планеты. Как говорится, пусть будут не хуже идти у нас дела, а лучше — сколько угодно.

Выпили. И только налили по очередной, как в коридоре зазвонил телефон — Павел попросил установить аппарат подальше от спальни, чтобы не тревожить Лиду, когда его поднимали ночью. Неужели и сейчас придется оставить друзей и ехать на вызов?

— Капитан Калитин слушает.

— С праздником, дорогой.

— И вас также… Здоровья вам прежде всего.

— Спасибо. А чего так официально?

— Я думал — опять дежурный по городу. Рефлекс сработал.

— Кто это? — сразу оказалась рядышком Лида.

— Полковник Соловьев, — закрыл трубку рукой Павел.

— Зови его к нам.

— Все поздравляют вас, Степан Порфирьевич. А приехать никак не сумеете? Девять ваших бывших сотрудников и всегдашних друзей всем скопом просят.

— Даже для ровного счета и то не смогу. У меня тут полный фронтовой синклит. Не удерешь. Слушай, а ты что, в адъюнктуру собрался?

— Ну и везет мне сегодня, Степан Порфирьевич. Второй раз огорошивают меня последними известиями из управления. А я о них ни сном ни духом.

— Ой, хитрец! Ты что же думаешь, что такой старый ворон, как я, будет зря каркать? Да я как вчера узнал, так даже не по себе стало. Не знаю: радоваться ли, печалиться. И подарочек же ты к празднику припас комиссару.

— А он откуда узнал?

— Значит, правда? Ну и дела. Сижу я, знаешь, у него и о нашем совете ветеранов разговор ведем. Зашел помощник, бумажки стал докладывать, почту дневную. И говорит: «Просят отпустить на учебу в адъюнктуру Калитина из МУРа». Комиссар сказал: «Вызовите в понедельник ко мне капитана. Тогда решим». Так что только от тебя зависит: «быть или не быть».

— Это бомба замедленного действия сработала, Степан Порфирьевич. При встрече расскажу, как и когда я решился на такой шаг.

— Выходит — прощай розыск?

— Что вы. Если и получится что-нибудь, так только заочно… Изыди, сатана! Это я не вам, Степан Порфирьевич. Извините, пожалуйста. Серега Шлыков пристает, просит трубку.

— Иди, Паша, к гостям. Это ты меня, старика, прости, что затеял такой неуместный разговор. Передавай там поздравления всем. Будь здоров.

— До свидания, Степан Порфирьевич. До скорого…