Инна Бачинская - Знак с той стороны

А он ни копейки никогда не дал, ничегошеньки, куска хлеба не бросил кровинушке своей! Нагоревались мы с ней – не приведи господь! Вот какие люди жестокие, свое дитя не пожалел!

– Вам что-нибудь известно о нем?

Галина Николаевна молчит, раздумывает. Взглядывает на Шибаева испытующе.

– Он в городе?

Галина Николаевна вздыхает, ей хочется поговорить.

– Объявился он, когда Яночке было пятнадцать или шестнадцать. Маня его сперва гнала, так он, поверишь, в ногах валялся, прощения просил. Подстерегал за углом, чтобы только на Яночку посмотреть. А тут с Алексеем несчастный случай, авария на электросетях, его током ударило. Едва откачали, но уже не встал, парализовало его совсем. Деньги нужны были, я и говорю, не будь дурочкой, Маня, возьми у этого подлеца, пусть хоть как-то загладит ваше горе и слезы. Она сначала ни в какую, а потом стала брать – а куда денешься? А только не впрок ей эти деньги пошли, мучилась очень, совестливая была. Говорила, виновата перед Алешей, что берет от этого … Яночке ничего не говорила. Яночка знала, что Алексей неродной отец, но любила его крепко. Все папка, папка, сидит, держит за руку… – Галина Николаевна всхлипнула и махнула рукой.

– А три года назад настоящий отец вдруг написал дарственную на эту галерею на Маню, сказал, для Яночки. И оборудование закупил, и ремонт – все сам сделал. Маня сказала Яночке, что продала теткин дом в Зареченске. Мы с ней обе из Зареченска. А тут Алеша умер, уж как Маня убивалась, сердце надрывалось смотреть! И Яночка убивалась… Обе в черном, бледные… Я говорю, ты, Маня, хоть Яночку пожалей, если себя не жалеешь. Ей жить, а ты ее на кладбище каждый день! Сама как знаешь, а ее оставь в покое, смотри, на ней лица нет… – Галина Николаевна вытирает слезы. – Вскорости Маня ушла за Алешей, сердце не выдержало. Слава богу, я осталась, а то быть Яночке сиротой. Ты, Сашенька, ее не обижай, она у нас и так обиженная да безответная. Ей каменная стена нужна, сильный мужик. Она же совсем жизни не знает за своими фотографиями. Собирается кредит в банке взять на конкурс молодых фотографов. Я ей уж и так, и этак, говорю, там же проценты дурные, никогда ты их не выплатишь, заберут галерею! Все они жулики! Я в этом понимаю, я бухгалтером больше двадцати лет работала, курсы закончила. А она – ни в какую, хоть плачь! Молодая, глупая, жизни не знает. Ой, а что я тебе сейчас покажу! – Она рассмеялась. – Только Яночке ни слова, обещаешь?

– Обещаю, Галина Николаевна, – отвечал потрясенный Шибаев, пытаясь совместить полученную информацию с событиями последних дней. Голова его шла кругом, сумасшедшая птица с острым клювом трепыхалась в сломанных ребрах, стремясь выбраться наружу, и он прижал руку к груди, пытаясь ее успокоить.

Старая дама порылась в тумбе стола и вытащила большую картонную коробку. Протянула Шибаеву:

– Смотри!

Он раскрыл коробку и оторопел. Там были черно-белые фотографии, много, очень много, целая кипа, и на каждой был он, Шибаев. На улице, мрачный и целеустремленный, спешащий; в гостиной Яны наверху, спящий; на диване в галерее; гоняющий чаи с Галиной Николаевной; с Аликом; около собственной машины… Совершенно не подозревающий, что его фотографируют, а потому не похожий на себя. Или, наоборот, похожий. «Ну и рожа!» – подумал Шибаев.

Несколько фотографий на тему драки с Аликом, ракурс сверху, видимо, из окна. А ведь когда они уходили, она спала. Притворялась! Он невольно улыбнулся. У Алика перекошенная физиономия, он отрывает от себя руки Шибаева. У Шибаева физиономия зверская, он держит адвоката за грудки, вокруг зеваки.

Он перебирал фотографии, на которых красовался незнакомый ему тип с жестким лицом и неприветливыми глазами, источающий агрессию и готовность сцепиться с кем-нибудь – с таким лучше не встречаться в темном переулке. «Это я?» – не поверил Шибаев.

– Самые лучшие она выбрала в альбом, а эти остались. У тебя к Яночке как, серьезно? – спросила Галина Николаевна, заглядывая ему в глаза.

Шибаев кивнул и поставил коробку на стол:

– Серьезно, Галина Николаевна. Очень серьезно.

– Ты бы поменьше дрался, Сашенька, – озабоченно сказала Галина Николаевна. – Я вот и Яночке тоже говорю: поосторожнее, а то видишь, как оно получается! Народ сейчас бойкий, и машиной наедет, и сумочку вырвет, друг друга не жалеют. Да и ты тоже все время… То одно, то другое; опасная у тебя профессия, Сашенька, так недолго и калекой стать… Уж ты бы поосторожнее. И не дерись, без тебя разберутся.