– Остынь, Леша, – сказал Монах. – Расскажу, но никаких публикаций. Понял? Можешь написать о Левицком, дать его биографиию, рассказать о творчестве…
Я думаю, народ его подзабыл, а многие даже не слышали. Новые времена, новые герои. Можешь взять у него интервью, это я тебе устрою. Но делать его героем скандала я не позволю. Не нужно обижать старика. У него трое детей, им эта реклама тоже не нужна. Во всяком случае, двоим из них, – добавил он, подумав.
– Христофорыч, я и не собирался! О чем ты говоришь! Я же понимаю, – приложил руки к груди Добродеев. – Я честный журналист! – Его вытаращенные глаза и толстое лицо пионера-отличника выражали искреннее возмущение.
– Я знаю все твои псевдокликухи, имей в виду, и стиль, – хладнокровно продолжал Монах. – Обещаешь?
– Клянусь! Ты меня знаешь, Христофорыч! – выпалил Добродеев. – Ну, рассказывай! Кто жертва?
– История какая-то мутная, Леша. В присутствии десяти человек произошло убийство, и никто ничего не заметил. Я оказался в нужное время в нужном месте. Жертва – подруга невестки Левицкого, жены его сына Леонида. Зовут Алиса. Звали.
– И ты ровным счетом ничего не видел?
– Если бы я увидел хоть что-то… интересно, как ты себе это представляешь? Дважды гас свет… Кстати, во всем поселке, а не только в доме, что могло быть намеренно.
– Как убийца мог знать, что погаснет свет?
– Не мог. И предупреждения не было. Я думаю, произошла случайность, которая сыграла ему на руку. Он просто воспользовался ситуацией.
– То есть, если бы свет не вырубили, он выдумал бы что-то другое?
– Я даже не знаю, собирался ли он убивать, Леша. В пользу убийства с заранее обдуманным намерением говорит то, что семья собирается раз в год, и следующего удобного случая пришлось бы долго ждать. Хотя не исключаю, что убийство было спонтанным, под влиянием внезапного чувства…
– То есть ты не видишь никакого мотива? А эта девочка, Лика? Она же говорила о третьем убийстве? Бедный старик, пережить такое потрясение!
– Девочка – достойная дочь своего отца, Леша. Старый Левицкий – эксцентричный, избалованный вниманием публики и женщин эгоист со специфическим чувством юмора. Весь вечер он топтался по хребту гостей, довел до слез сына Леонида, твоего собрата по журналистскому цеху, вывел из себя старшую дочь Ларису и достал ее бывшего жениха Виталия. Насчет потрясения – не знаю, в его возрасте потрясти сложно, он слишком много видел и понимает, что все там будем. Я бы не удивился, если бы убийство скорее позабавило его, напомнив о театре. Когда стоишь на пороге вечности, шкала ценностей очень меняется. Там была еще очень немолодая эксцентричная дама, Элла Николаевна, актриса и подруга покойной жены Левицкого. И доктор Владимир Семенович, старинный друг старого Левицкого. Это из старшего поколения… Кстати, водораздел отчетливо виден. Старики сплоченнее, раскованнее, валяют дурака, прикалываются и шпыняют молодежь. Молодые разобщены, ведутся на провокации, бурно реагируют, злятся и обижаются. Я получил истинное удовольствие. Болтали обо всем. В частности, о том, что за чертой. Старого Левицкого это страшно интересует. Доктор рассказал историю, имевшую место быть с ним в годы его молодости. О женщине, которую он встретил ночью в собственном дворе, она говорила странные вещи об одиночестве, луна светила просто сумасшедшая, а потом он дал понять, что она повесилась от любви и вышла попрощаться с этим миром перед окончательным уходом.
– То есть сначала повесилась, а потом вышла? – деловито уточнил журналист.
– Так можно было его понять. Женщины загомонили, начались догадки, что это астрал, что она была уже мертвой, понимаешь? А Лариса сказала, что все фигня, глупости, никакой не астрал, а просто другая женщина, а доктор – темнила. Понимаешь, она из тех некомфортных женщин, которые отпугивают неженской логикой и интеллектом.
– Не понимаю я таких, – заметил Добродеев. – Если такая умная, то могла бы делать вид, что дает слабину… ну, чисто по-женски, и всем приятно. Останется старой девой, помяни мое слово.
– Останется, – согласился Монах. – Но не может притворяться, не всем дано. Вообще, Леша, семейка довольно странная, чувствуется в них что-то готическое. Лика – играет, старик – играет. Слышал бы ты, как он их дразнил!
– Ты думаешь, что он устроил спектакль? – поразился Добродеев. – Или… что ты думаешь?
– И в мыслях не было! Так далеко я не заходил. Мне старик понравился. Когда майор Мельник, известный тебе, покончил с нами, и нас отпустили, он попросил меня остаться, и мы проговорили до утра. Рассуждает здраво, светлая голова, интересуется политикой, расспрашивал о Непале и о ясновидении. Ему не слегка за семьдесят, как сказала Лика, а изрядно. Лика намекнула, что жертва стала бывать у них в доме, так как братец и его жена намеревались подсунуть ее овдовевшему старику. Но она ошибается по младости лет. Интрига тут в другом. Я думаю, что Алиса сама нацелилась на нашего старичка, что не входило в их планы. Старик обвинил детей в том, что они ждут его смерти, а Лариса сказала, чтобы не корчил из себя короля Лира. Если бы Алиса его соблазнила, то унаследовала бы как жена все его золотишко. Или хотя бы половину. Про золотишко – образно, это он так сказал. Так что… тянет на мотив, как, по-твоему?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу