Семья жила бедно, братья Каляева стали рабочими, и только ему одному удалось уехать для продолжения образования в Москву. В 1897 году он поступил в Московский университет, а затем перевёлся в Петербургский. Впрочем, учился он недолго. Через год Иван вступил в Петербургский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», а уже в следующем году за участие в студенческом движении был из университета исключён и на два года выслан в Екатеринослав, под надзор полиции. Эти два года Каляев сотрудничал в местных газетах, изучал хозяйственный быт России. Близость к социал-демократам и народническая литература привели его к идеям вооружённой борьбы с самодержавием. В самом начале двадцатого века Каляев поступил во Львовский университет, но и здесь проучился недолго, решив стать профессиональным революционером. Летом 1902 года, во время поездки в Берлин, Ивана, имевшего при себе нелегальную литературу, арестовала немецкая таможенная полиция и передала русским властям. Однако по странному стечению обстоятельств Каляева не судили, мало того, он получил возможность уехать за границу. В Женеве молодой человек вступил в боевую организацию партии эсеров. В Париже азартно и самозабвенно изучал взрывчатые вещества и технику обращения с динамитом, готовясь мстить «врагам рабочего класса». Карьеру террориста Каляев начал с участия в покушениях на Плеве. Из пяти покушений, подготовленных боевиками в 1905 году, удалось последнее, состоявшееся 15 июля 1905 года. Но убийцей был не Каляев, а другой боевик – Егор Созонов. Иван сделался фанатиком террора. Он считал, что террор является задачей номер один, перед которой блекнут все другие задачи революционной борьбы. Когда ЦК партии эсеров публично осудил терроризм в парламентских странах Европы, Каляев говорил Савинкову: – Я не знаю, что бы я делал, если бы родился французом, англичанином, немцем. Вероятно, не делал бы бомб, вероятно, я бы вообще не занимался политикой… Но почему именно мы, партия социалистов-революционеров, т. е. партия террора, должны бросить камнем в итальянских и французских террористов? К чему такая поспешность? К чему такая боязнь европейского мнения? Не мы должны бояться – нас должны уважать. Террор – сила. Не нам заявлять о нашем неуважении к ней… Я верю в террор больше, чем во все парламенты мира».
В июле 1905 года в Париже состоялся ряд совещаний боевого комитета партии эсеров, на которых было решено совершить несколько покушений на царских сановников, в том числе на великого князя Сергея Александровича, московского генерал-губернатора. Его очень не любили революционеры – не только за преследования, но прежде всего за «Ходынку» – организацию празднеств по случаю коронации Николая II на Ходынском поле. Тогда из-за давки при раздаче царских подарков погибло свыше 1300 человек.
Новый офис «Сыскного бюро» располагался в соседнем доме. Силуянов слов на ветер не бросал. Обстановка и офисная техника помещения были выдержаны в едином стиле «хай-тек», всё сверкало и переливалось. Дизайнеры и тут потрудились на славу. Маргарите казалось, что здесь должны трудиться специалисты в области рекламного дела, полиграфии, на худой конец продюсеры мыльных сериалов, но уж ни как не частные сыщики местного масштаба. Она сварила себе запретный кофе, чтобы усыпить бдительность своего организма, разбавила его горячей водой, добавила свежих сливок и уселась в новое уютное кресло ждать посетителей. Которые должны были, по словам всё того же Силуянова, примчаться к ней со всех концов города и даже из-за его пределов. Но телефон молчал, звонок от входной двери тоже.
– Никому ты не нужна, королева. Пора тебе на покой, то есть на заслуженную пенсию. Будешь сидеть на скамейке у подъезда и рассказывать таким же пенсионеркам-бабулям, как и ты, о своих подвигах на ниве борьбы с организованной преступностью. Только они тебе не поверят, дружно решат, что ты пересказываешь им очередной криминальный сериал. А потом переведут разговор на кулинарные рецепты и особенности консервации овощей, фруктов и мясопродуктов. А в этом деле ты, Крулевская, увы, полный
профан. Выходит, что и на лавочке родного подъезда не будет у тебя должного авторитета. Остаётся только писать мемуары. Но и этого ты делать не умеешь, получатся у тебя не мемуары, а сборник казённых протоколов и рапортов – за этими размышлениями она и не заметила, как в незапертую дверь без всякого звонка вошёл импозантный мужчина средних лет в добротном двубортном костюме и дорогом галстуке.
Читать дальше