Виктор Кобеев - Эскизы к золотому ключику

– Какого трамвая, Симоня, ты что молотишь? В два часа ночи трамваи не ходят.

– Объясняю, тебе товарищ начальник Чугунов, трамвай – это товарняк, пустые вагоны из-под угля, которые маневровый тепловоз толкает ночью на станцию. Как раз там и живёт Пантелей. Обычно они минут пять стоят на путях, наверное, вагоны цепляют, а потом состав идёт дальше. Не пешком же через весь город нам топать.

– И что охрана ни разу вас не гоняла?

– Какая охрана? Ты что Чугунов? Вагоны из-под угля и пустые. Охранникам больше делать нечего?

– Что дальше было?

– Проводил Пантелея, иду домой и в кустах увидал туфли. Сразу понял, что покойник.

– Как понял?

– Так ведь, не шевелится, и вниз лицом лежит. Я бегом домой, отпустил Крекера с цепи и опять на «трамвай».

– И всё?

– Ну да. Какой смысл мне врать, сами знаете, я не причём.

Однако последняя фраза была сказана как-то уж очень неуверенно. А раз так… Играть в «злого – доброго полицейского» мне некогда, тем более что я в единственном числе.

– Ну, тогда гражданин Семёнов Владимир Ильич, мне сейчас придётся тебя доставить в райотдел для дачи показаний.

– С чего это? Вызывай повесткой, тогда и приду.

– Симоня, грамотным стал, да? А я ведь не сказал, по какому делу. Если ты помнишь, месяц назад кто-то забрался в трансформаторную будку и снял все шурушки из цвет мета с резервного трансформатора. И ведь током не убило! Кто бы это мог быть, такой умный? Как ты думаешь? Придётся очную ставку учинить тебе с приёмщиком металла.

Вот тут я слукавил. Уголовное дело возбуждать не стали ввиду незначительности ущерба. Подстанция отработала два срока, и стоимость её была как раз равна цене металлолома. Но Симоня об этом не знал. Энергетики не стали возиться с ремонтом старья и установили новенький оранжевый модуль, который вдобавок был напичкан автоматикой и закрывался на кодовый замок. Как говорится – «не было бы счастья…» Однако подействовало. Симоня изменился в лице.

– Может не надо, трансформатор-то был старый, да и поменяли его, сам знаешь. Теперь туда точно никто не залезет. А я, кажется, вспомнил.

– Ну да?!

– Когда я посадил Пантелея на «трамвай» и возвращался назад, – продолжал хозяин, – то решил немного срезать и пошёл по тропинке мимо забора, вокруг болота. Чувствую, собаки на лесоторговом складе чего-то разлаялись.

– Так может на тебя.

– Нет, они меня знают. Когда я почти добрался до дороги, то сначала из-за кустов увидал машину, которая стояла у обочины, а потом то, как мужик, достал из багажника что-то завёрнутое в плёнку, и поволок к болоту. Я подумал, может, мусор ночью выбросить хочет, хотел пугануть. А как увидал, что из полиэтилена рука свисает, то у самого ноги подкосились со страху. Знаешь, я присел в траву и залёг под куст вниз лицом.

– А зачем вниз лицом?

– Потому что человек чужой взгляд чувствует. Короче, лежу ни живой, ни мёртвый, а он положил свёрток совсем недалеко от меня. Я услышал, как он плёнку свернул и давай фонариком вокруг светить. Может что учуял. Ну, думаю – всё, мне крышка. Только в это время по переулку машина проехала. Он сразу фонарь и выключил. Потом ещё одна. Мужик постоял немного, и я услышал, как хлопнула дверь, и он уехал. Знаешь, страшно стало, когда увидел, что в кустах эта баба лежит. Я бегом домой, Крекера с цепи отпустил, чтоб с голоду не издох и опять на «трамвай». Тапки свои по дороге в мусорный контейнер сбросил, чтоб вопросов не было.

– А чего ты мне мозги пудрил? Что сразу не сказал?

– Была причина.

– Какая?

– Я бы не хотел об этом говорить.

– Послушай Семёнов… Я могу подумать, что укрываешь кого. Может, узнал, так говори не бойся, хуже уже не будет. А то ведь за сокрытие, сам знаешь.

– Ну да, знаю, знаю… – Симоня немного задумался, – ну не бери ты грех на душу, Чугунов, а? Нельзя мне.

– Грех будет, если не поймаем того, кто эту женщину убил. Вот это грех, она ведь ещё и беременная была.

– Что?

– А то, – на третьем месяце.

– Ладно, всё одно, – Симоня махнул рукой. – Слушай. Сон мне недавно был.

– Симоня, какой сон, ты что?!

– А ты слушай, если что хочешь узнать, слушай и не перебивай.

В его голосе появилось нечто такое, что действительно заставило меня замолчать.

– Так вот сон был, говорю. Будто я со своей бригадой поддаю.

– Ну да снится, то кому чего не хватает. А тебе конечно – водки.

– Так ведь я один остался из всей нашей бригады ликвидаторов, тех, кто работал в восемьдесят шестом в Чернобыле. Ну, ты послушай. В общем, сидим мы с мужиками где-то в саду. И стол такой большой, и на столе всё, понимаешь, есть. А бригадир наш, Иван Максимович, мне и говорит: – «Ну, вот, теперь мы все в сборе, ты Володя – последний, а наши давно уже тут. Мы здесь все на одной улице живём». Я глянул в сторону, а дома все такие ровные, красивые и возле каждого сад цветёт. Птицы поют, Знаешь, красота какая! А потом Максимыч посмотрел на меня, да и говорит, – для тебя дом пока не готов, повременить тебе придётся, но и ты смотри, языком много не болтай, где был, кого видел. От тебя зависит, когда твой коттедж до ума доведут, там сейчас сигнализацию делают».