Сергей Бакшеев - Иного не желаю

Горячая испанка выпрямилась над Тихоном, жеманно облизнула губы, скрестила руки, взялась за края пижамы и стала медленно стягивать ее через голову. Взгляд Тихона скользил вслед за поднимающимся краем ткани. Как же красиво девушки умеют раздеваться. Умение соблазнять в них заложено природой, или приходит с опытом?

Вдруг идиллию нарушило постороннее движение. Рейган в два прыжка пересек комнату, обрушил передние лапы на подоконник и залаял в окно. Тихон скатился с кровати, метнулся на четвереньках к окну и осторожно выглянул из-за шторы.

— Тихо! — приказал он овчарке. Пес замолк.

— Кто? — спросила Мария, поджав колени и защищаясь скомканным одеялом.

— Я заметил фигуру в дождевике. Рейган спугнул его. — Заколов перебежал к противоположному окну, ничего подозрительного не заметил. — Кажется, ушел.

— Тебя выследили. Если это Лакоба, он вернется за тобой с подкреплением.

— А если похититель Ларисы, он никому ничего не скажет. В его интересах, чтобы я нашел золото.

— Хотелось бы его увидеть. Он имеет отношение к убийству моего отца. Или сам убийца.

— Могу выпустить Рейгана. Пес догонит его.

— Поднимется шум, тебя схватят! — испугалась Мария.

— Это верно. И тебя я опозорю.

— О какой ерунде ты говоришь. На, прикройся! — Мария швырнула ему полотенце.

Тихон стоял совершенно голый. Ни о каком возбуждении не было и речи. Минутная страсть вспоминалась, как неприятное головокружение. Что сказала бы Лариса, затсав их в таком виде?

— Мне лучше уйти, дождь закончился, — решил Заколов.

— Куда? Твоя одежда еще мокрая.

— Над костром высушу. — Тихон начал одеваться. — И тебя незачем подставлять по пустякам.

— Мы же договорились действовать вместе, — напомнила испанка.

— Наш план остается в силе. Встретимся утром и отправимся на поиски Золотого Руна.

— Где я тебя найду?

— Тут недалеко в лесу есть большой камень, похожий на яйцо. Я буду там. — Заколов объяснил, как найти его, и что взять с собой.

Ранним утром Заколов ждал Марию Перес за большим камнем, где приручил Рейгана. Пес был с ним. Четвероногий друг первым услышал приближение человека и навострил уши. Тихон выглянул из-за камня, убедился, что Мария пришла одна и вышел из укрытия.

— Привет, я готова. Не зря купила перед поездкой. — Мария повернулась спиной, демонстрируя красивый иностранный рюкзак. — Взяла консервы и все, что ты сказал. Директор пансионата распорядился на кухне. Данилин так беспокоился обо мне, отпустил с условием, что я возьму рацию для связи. Но я не умею ей пользоваться.

— И не надо. Как объяснила свой поход съемочной группе?

— Предупредила продюсера, что обожаю горы. Он отговаривал, но потом прикрепил на рюкзак светоотражающая пластиковую бляху с моим именем и телефоном пансионата. Будто в горах я могу попасть под машину.

— А режиссер что сказал?

— Ничего. После гибли Мартина все в ступоре. Не знают, что делать.

— Потеря Ларисы их не сильно тревожила.

— Антонио свой, а Лариса… — Испанка осеклась.

— Договаривай. Между нами не должно быть недомолвок, — нахмурился Тихон.

— Понимаешь, на подсознательном уровне европейцы к русским относятся иначе. — Мария приложила ладонь к булыжнику и двигалась вокруг камня, избегая прямого взгляда. — Нас приучили, что у вас в стране гибнут миллионами. Плохие дороги, плохие машины, плохие врачи, всеобщее пьянство, репрессии со времен Ивана Грозного… Извини.

— Ты заметила, что больше всех здесь пьет испанец Коста?

— Ну, — Мария, не оборачиваясь, пожала плечами. — Это же вино, не водка.

— То есть, для европейца шататься от выпивки — это нормально. А если бы так наклюкался директор Данилин? Ох, как бы вы потешались над русским алкоголиком.

— Везде пьют, но ты согласись, что в России…

— Не соглашусь! — оборвал Марию Тихон. — В последнее время я часто общался с профессором истории. Ты знаешь, сколько людей вырезали в Париже за одну Варфоломеевскую ночь?

— Это было так давно.

— Во времена Ивана Грозного, которого ты упомянула. Тогда за одну ночь убили тридцать тысяч человек! В шесть раз больше, чем за сорок лет правления Ивана Грозного. Однако нашего царя считают кровавым деспотом, а европейских королей просвещенными аристократами.

— Ну, хорошо, — Мария обернулась. — Об этом еще в Евангелии сказано: в чужом глазу соринку видим, в своем бревна не замечаем. С тех пор люди мало изменились.

Испанка примирительно улыбнулась, как бы призывая: зачем нам спорить. Заколов спохватился, вспомнив о Ларисе: