Василий Зюбин - Собачий век

Петрович выслужил уже все возможные и невозможные сроки службы, у него была квартира, но увольняться он не спешил. Проводы офицера в запас, когда было принято говорить только хорошие слова об увольняемом, он саркастически называл «генеральной репетицией похорон». Этот черный юмор не был беспочвенным. Давно известно, что два-три года после увольнения – критическое время в жизни каждого запасника. Трудно сказать, отчего, но многим офицерам именно этот срок отводится судьбой пожить на пенсии. А потом в холле главка рядом с часовым появляется старая солдатская тумбочка, покрытая красной тряпицей, на ней – фотография в черной рамке. Идущие на службу офицеры на мгновение останавливаются, пробегают взглядом по датам рождения и смерти, вздыхают, удивляются: «Недавно же на проводах гуляли». И спешат на свое рабочее место разгребать кипу документов, как всегда, жутко срочных и жутко секретных. «Memento mori» – мудрость не для них…

Петрович подходил к сервировке стола очень серьезно. Его как большого специалиста отпускали в «греческий зал» помогать виновнику торжества за час до времени «Ч». Как хирург, он тщательно и не спеша мыл руки, подходил к накрытому белой бумагой столу и начинал свое почти священнодействие.

Хлеб резал большими, но аккуратными ромбиками, горкой складывал их на крае стола. В центр ставил мастерски вскрытые банки с тушенкой, вокруг размещал бутерброды со всем, что Бог с начпродом послали. Бутерброды с кабачковой икрой неизменно украшались «олимпийскими» кольцами репчатого лука. Колбаса (если ее покупали) нарезалась не толще папиросной бумаги: главное, чтобы вид был. При особой предприимчивости очередного «виновника торжества» к столу подавалась горячая картошка. Путем сложных многоступенчатых переговоров с буфетчицей Клавой иногда удавалось раскрутить ее на такую щедрость. Небескорыстно, конечно. Но конкретные условия столь важной сделки всегда оставались мужской тайной.

С особым чувством Петрович резал на салфетки часть с таким трудом добытой офисной бумаги. Но никто из руководства не смел пресечь расточительство. Скажет, как отрубит: «На наши кровные куплена!»

Все в его руках летает, как у опытного картежника карты при раздаче, но ни тебе крошки, ни капли масла на бумажной скатерти не будет. Дай в распоряжение Петровича приличную посуду, а не разномастные плошки и чашки, он бы запросто смог и в Кремле стол по всем правилам накрыть.

Попытки нетерпеливых «дегустировать» блюда Петрович тут же строго пресекал. Офицеры знали это, потому давились слюной, но никто и близко к столу не смел подойти. И вот наступает торжественная минута. Петрович дает свою коронную команду, разделяя её по всем строевым законам на подготовительную и исполнительную: «Нале-е-е-е-вай!» И после этого уходит в тень, куда-нибудь в дальний угол комнаты. До конца пьянки его уже никто не услышит. Теперь слово командиру для первого тоста.

Корнеев не любил пить водку, но такие застолья были отдушиной в серых буднях. Только здесь после нескольких рюмок можно было вновь ощутить ту знакомую ему атмосферу офицерского братства, вспомнить дорогие сердцу эпизоды службы в прежней, Советской Армии.

После традиционного третьего тоста «За погибших» регламент, как правило, ломался. Все сразу начинали говорить каждый о своем, естественно, наболевшем. О чем бы ни заводили речь, неизбежно выходили на сравнение «тогда – теперь». Причем сравнение это всегда было не в пользу службы нынешней.

– Николай, представляешь, сегодня на складе мне выдали… красные носки! Раньше красными революционными шароварами награждали, а нас, значит, носками осчастливили. – Обращаясь к Корнееву, но нарочито громко, чтобы слышали другие, сказал подполковник Петренко. – Я у кладовщицы спрашиваю, мол, к парадной форме носки такие революционные положены или как? А она: «Не хотите, не берите, не я их закупала». Да если бы я в таких носках вышел на строевой смотр в училище, мой старшина скончался бы не приходя в сознание.

– Если нашим снабженцам хорошо на лапу дать, они и бабские колготки закупят вместо портянок. – Тут же поддержал тему полковник Кологуров. – Это у нас на складе ничего нет, зато на «Птичьем рынке» богатый выбор армейского обмундирования. Были бы «бабки».

– Что ж ты мне предлагаешь за свои кровные и форму покупать? Может, там же и пистолет прикупить, а то мой давно на складе пылится, – включился Степанов. Он был уже на взводе. В его руках была довольно вместительная «плошка», и он добросовестно осушал ее после каждого тоста.