Руслан Богомолов - Сотворение Волжской России. Книга 2. Горячее лето 1224 года

– А что же ты им сказала? – недобро сощурившись, спросил Ахмед.

– Правду о том, как я стала вашей рабой, о том, что я люблю этих гяуров, что высшей наградой для меня было бы быть одной из них.

– И что же, – вкрадчиво спросил эмир, – они согласились сделать тебя, уродина, одной из них?

– Да! – выпалила Нино, и вдруг, умоляюще взглянув на своего господина, сложила ладони перед лицом и, поклонившись, добавила, – О, господин мой, продай меня им, у них есть деньги, они готовы заплатить за меня. Умоляю!

– Тварь! Неблагодарное животное! Ты хочешь покинуть, предать своего господина?! – Ахмед, вставая сильно ударил Нино по рваному уху под платком и, показав Сардару на упавшую рабыню, сказал, – сто плетей этой мерзавке, не давать ей воды и пищи три дня, и, если не сдохнет. выдать её замуж за… за кого хочешь, хоть за того мальчика, который предан своему господину.

Седенко, предупредив дежурного, что он покидает форт на два часа, отправился в Дербент, чтобы узнать всё это и то, что избитая Нино всё ещё лежит, изредка и ненадолго приходя в себя, без сознания, а дядька Руслан не только смазывает ей раны, но и потихоньку ото всех поит её травяным настоем.

– Всё! – решительно сказал Руслану Николай, – Только бегство. В среду утром скажу точно, когда и как.

– Торопись, боярин. Как она поднимется, её отдадут замуж.

– Ум-м, – промычал Николай. – Значит, в среду, к вечеру, готовься, бежите вместе с Ниной, а когда удастся переправить вас в Волжский, дело десятое.

Через час после этого разговора Николай сидел в комнате вагончика – общежития, где на девяти квадратах стояло шесть коек в два яруса, шесть тумбочек, то же в два яруса, небольшой стол и две табуретки. В комнате собралось аж девять человек, за столом спиной к двери сидел Сергей Седенко, рядом, упершись левым плечом в тумбочку, Эмка.

Здесь собрались две пятерки, командиром одной был Николай, второй – прапорщик Корзун.

Дербентский форт, как и все другие форты, охранялся отрядом в двадцать три человека по штатному расписанию. Это комендант форта – капитан Кочкин, его заместитель по аэродромному хозяйству и связи – лейтенант Мережко, медсестра, она же начальник медпункта – ефрейтор Мамедова и четыре пятерки охранников, сменявших друг друга. Когда первая пятерка заступала на сутки по охране форта, вторая, в качестве дежурного резервного подразделения, сутки обязана была, не покидая форта и не выпуская из рук оружия, проводить плановые тренировочные занятия и отдыхать. Третья пятерка имела сутки выходного дня, а четвертая, сменившаяся с охраны, отсыпалась и отдыхала. Четвертой пятеркой была пятерка Николая Седенко. Не выспавшиеся, поднятые своим командиром, едва успев приложиться к подушке, бойцы были хмуры и усталы, но рассказ Николая никого не оставил равнодушным. Трое ребят из его пятерки пришли в ОМОН два года назад вместе с ним, и за это время узнали друг друга, как облупленных, четвертый, Сергей, тоже готов был за брата, как и за своих товарищей в огонь и в воду. Они здесь служили уже месяц и успели перестать удивляться здешним обычаям и нравам. За те несколько выходных, что ребята потолкались в Дербенте, уже не раз у каждого чесались руки вмешаться в жестокие и несправедливые, с точки зрения моральных ценностей людей конца второго тысячелетия, действия. Однако, жёсткий приказ: не вмешиваться в местные порядки и категорически избегать собственных конфликтов с местным населением, давил на ребят. Они, с любопытством наблюдавшие чужую жизнь и обычаи, выплескивали свой подавляемый юношеский максимализм в форте, эмоционально делясь впечатлениями с друзьями.

Историю Нино знал уже весь форт, и все готовы были скинуться, чтобы выкупить её, но страшная новость, рассказанная Николаем, повергла ребят в уныние. Надежда на выкуп умерла.

Затянувшееся молчание прервала Эмка:

– Я не знаю, но если коменданту не нравятся слова «похитить», «выкрасть», то может нам провести «спасение» Нино?

– Как ни назови, а с точки зрения эмира – это нарушение их обычаев и законов. Тут действительно пахнет бо-ольшим конфликтом и срывом мирных отношений с дербентцами, – вступил в разговор прапорщик Корзун.

Ему было почти сорок лет, он был на несколько лет старше капитана Кочкина. Все эти бывшие Омоновцы, а теперь, волею судьбы, пограничники, начинали свою службу при нём, и даже Кочкин с первых дней своей службы в ОМОНе и по сей день, частенько советовался с ним в сложных ситуациях. Поэтому, когда капитану предложили командовать фортом и подобрать ещё десять человек для усиления его гарнизона, первым, кого он решил забрать сюда, был Корзун.