Лариса Королева - Наследники князя Гагарина

– Прости. Я просто…

– Не надо оправдываться. Я рад, что роды прошли успешно, и детей оказалось двое. Тем более удачно, что сразу и мальчик, и девочка. Я думаю, тебе хватит с ними хлопот, и постараюсь стать хорошим отцом. Но если ты мне когда-нибудь снова объявишь, что ждешь ребенка – я этого не пойму.

– Я больше никогда не буду лгать, – горячо пообещала Алиса.

– Вот и славно. Поправляйся.

И в течение двадцати лет Глеб был ей прекрасным мужем, хотя по-прежнему проводил дома слишком мало времени и почти не занимался детьми. Она часто задумывалась: потому ли это, что они были неродными? И успокаивала себя тем, что их с Александрой отец тоже почти не играл с дочерьми, пока они были маленькими, да и когда подросли, не часто уделял им внимание.

Тайну происхождения своих детей мадам Прошина хранила свято. Даже своей родной сестре она не назвала имени их настоящего отца. А потом Александра с мужем и сыном уехали в Москву, все соседи по дому сменились, а Мария от них ушла. (Последнее обстоятельство пришлось очень кстати, Алиса тяготилась присутствием домработницы, которой в минуту отчаяния велела утопить детей.) Таким образом, никто бы не смог намекнуть Петру и Софье, что Глеб Степанович на самом деле не приходится им родным отцом.

Прошина сама рассказала об этом сыну и дочери в первые дни войны. Испугалась, что погибнет, а дети никогда не узнают, что в их жилах течет княжеская кровь. Кажется, они так до конца и не поверили в эту историю. Даже когда она показала заветный перстень и потрет княгини Гагариной, на коленях у которой сидит их маленький отец.

Долгие годы Алиса прятала от мужа свои сокровища за кучей старья в кладовой, которую запирала на ключ. Картины она распрямила, кое-как укрепила уголками на листах плотного картона и накрыла ветошью. И лишь в годы хрущевской оттепели решилась наконец извлечь их на свет божий и, заказав рамы, развесить по стенам.

Вспоминала ли она своего князя? Сначала часто, потом все реже. Она ничего о нем не слышала и не знала, как сложилась его дальнейшая судьба: пережил ли он смутные революционные и военные времена, остался ли в России, или иммигрировал? Петр и Софья не напоминали о князе Гагарине, поскольку не были на него похожи. Впрочем, как и на Алису. Отринув все славянские гены своих предков, они пошли в еврейскую породу ее отца! Спокойные, умненькие, но такие некрасивые и непутевые, они так и не смогли устроить личную жизнь и до сих пор жили с ней… Слава Богу, Петр хоть сподобился произвести на свет дочку, и благодаря этому Прошина все же стала бабушкой, а потом и прабабушкой…

Как странно. Только что она, Алиса, была так юна, а ее детям уже перевалило за пятьдесят! Почему в последнее время она вспоминала события своей молодости все чаще и подробнее, да так отчаянно навязчиво, словно никогда уже больше не будет возможности осмыслить все пережитое? Говорят, в прошлое уносятся те, у кого нет будущего. У пенсионерки Прошиной остались только «былое и думы». А ее продолжение – это мальчик, играющий в догонялки со своими сверстниками. В сентябре Таиру исполнится семь лет, и он пойдет в первый класс.

Дети появляются на свет, чтобы хранить в генетической памяти прошлое предков, приглашающее в будущее. Они нехотя рождаются и испуганно пищат, еще не зная, что им уготовила судьба. А может, потому и кричат, что уже знают? Это потом они все забывают и тогда становятся взрослыми.

Несостоявшийся режиссёр еще раз коснулась своих уникальных серег и повернула на пальце кольцо, упрятав сверкающий блеск камней в тыльную сторону ладони, и в ту же минуту одновременно раздались два детских голоса.

– Ба, пошли домой, я кушать хочу, – сказал подбежавший к лавочке Таир, уже где-то потерявший свою машинку.

И тут же, наморщив сердитое старушечье лицо и сжав крошечные синюшные кулачки, истерично заверещала новорожденная девочка. Алиса Андреевна четко различила этот первый плач среди многоголосья бульвара, хотя и знать-то ничего об этой девочке не знала: малышка появилась на свет вовсе не в Баку, а за полторы тысячи километров, в столице Советского Союза городе-герое Москве.

Лада Миленина проснулась от звука шагов, исходящих не от одной пары ног, а от многих и разных. Некоторое время она лежала с закрытыми глазами и прислушивалась к этим шагам – шлепающим и подпрыгивающим, торопливым и размеренным, беспечным и острожным. Ее комната находилась у самой лестницы, и сквозь деревянную дверь утренние звуки пробуждающейся гостиницы доносились приглушенно, но утомляли своей настойчивостью. Снующие вверх-вниз постояльцы поворачивали в замках ключи и переговаривались между собой, словно напоминая о том, что настал новый курортный день, и надо подниматься, одеваться, спешить на завтрак. А потом двигаться в сторону моря или отправляться на очередную экскурсию, чтобы не тратить даром драгоценное отпускное время, которое предназначено для активного отдыха, а вовсе не для сна.