Лариса Королева - Наследники князя Гагарина

Никого не было в квартире, которая, по всем признакам, недавно пережила ограбление. Повсюду были разбросаны вещи, ящики выдвинуты, стулья опрокинуты. Даже если бы хозяин покидал свое жилище в страшной спешке, он не стал бы устраивать такого погрома и, конечно, запер бы за собой входную дверь. А судя по тому, что по стенам остались висеть дорогие новомодные картины, Владимир явно рассчитывал в скором времени вернуться. Он не оставил бы на произвол судьбы свои последние приобретения, которыми так гордился, и уж точно не бросил бы любимый портрет матери, держащей на коленях младенца – самого Владимира.

С замиранием сердца Алиса прошла по всем комнатам, опасаясь возможного возвращения грабителей, которые могут решить, что еще не все забрали. Попутно она пыталась определить, что же пропало. Вот пустые полки и ящики буфета, в котором хранились фарфоровые сервизы и столовое серебро. Вот здесь, на комоде, раньше стояли старинная расписная ваза и беломраморная статуэтка, которых уже нет. От венецианского зеркала в позолоченной раме остался лишь вколоченный в стену гвоздь…

А вот в куче белья валяются женский корсет и шелковые чулки. Их-то как раз раньше и не было. Алиса как-то во время недолгой отлучки Владимира, оставшись в его квартире, устроила настоящую ревизию, осторожно, но основательно исследовав содержимое всех шкафов: она хотела убедиться, что здесь не осталось вещей его жены и разрыв окончателен. И вот теперь в общей куче вываленного на персидские ковры белья валялись гребенка, ночная сорочка, флакончик из-под духов… И принесли их с собой явно не грабители.

Голова у несчастной курсистки пошла кругом, она пошатнулась, сделала пару неуверенных шагов к выходу, зацепилась ногой за угол задравшегося ковра и упала на четвереньки. Потом присела на корточки, потирая ушибленный локоть, и уже собралась с силами, чтобы подняться на ноги, как вдруг повсюду вспыхнули лампы освещения. Девушка вскрикнула в страшном испуге, дико озираясь вокруг, но почти сразу же поняла, что этот неяркий свет зажегся сам по себе. И тут ее внимание привлек некий предмет, блеснувший из-за ножки мраморного столика.

Подползла поближе и протянула руку навстречу этому блеску. Перстень. По-видимому, оброненный женой Владимира либо выпавший вместе с вещами и не замеченный погромщиками. Возможно, и Гагарины собирались в то время, когда не было света, и грабили их тоже в темноте. Алиса машинально надела драгоценный предмет на безымянный палец, и неровный свет в тот же миг погас так же неожиданно, как и зажегся. И тогда она, резко подскочив, бросилась снимать со стен картины. Потом и сама себе не могла объяснить, что на нее тогда нашло – жажда наживы или стремление к спасению дорогих ее возлюбленному вещей.

Всего за каких-то полчаса дочь земского врача и прилежная ученица нанесла жилищу Гагарина гораздо больший ущерб, чем это удалось пришлым воришкам. Уж она-то, в отличие от них, знала, что почем. Картины были при помощи столового ножа ловко извлечены из рам, скатаны в трубочки, завернуты в наволочку и упрятаны под полушубок. Она ушла из квартиры, унося с собой так и не оставленную записку, похищенные картины и найденный перстень. Последний сразу в двух видах. Реальный, он был у нее на пальце, и нарисованный – на руке княгини Гагариной. По-видимому, в день свадьбы Владимир подарил жене фамильные украшения, которые ранее носила его мать. Серьги, наверное, остались у жены, перстень нежданно-негаданно достался Алисе, и лишь нарисованной красавице по-прежнему принадлежало и то и другое.

Как добиралась до Баку, лучше было не снимать. Она плохо помнила те лихорадочные дни, полные тревог и лишений. Были и переполненные поезда, и скрипучие подводы, и толпы озлобленных и растерянных людей, и полная сумятица как вокруг нее, так и внутри израненной предательством и бесприютностью души. И лишь перешагнув порог бакинской квартиры, где ее сестра Александра жила с мужем-инженером Алексеем Петровичем и пятилетним сыном Николенькой, беглянка смогла расслабиться, нареветься вдоволь и рассказать самому близкому существу обо всех перипетиях своей сломанной судьбы. К тому времени она уже не сомневалась в том, что беременна, и сестра тихо и ласково сказала ей: «Главное, что жива».

А уже через несколько дней порозовевшая и почти отошедшая от болезни бывшая курсистка мило кокетничала с сослуживцем Петра Алексеевича. Тридцатипятилетний инженер Глеб Степанович Прошин по-доброму улыбался смешным Алисиным комментариям в отношении впервые увиденного ею города, его жителей и нравов. Он охотно отвечал на ее нелепые вопросы о его работе на нефтепромыслах и о себе самом. Александра, собирая друзей на вечеринку по поводу приезда сестры, посоветовала Алисе обратить на этого мужчину особое внимание, что она охотно и сделала. Да и Глеб явно был очарован вдохновенностью тонких черт исхудавшей красавицы и веселой непосредственностью ее легкого характера.