Лариса Королева - Наследники князя Гагарина

– Ой, какие они красивые, я таких никогда не видела… Мама, мама, китайскую вазу дай!

Конечно, таких цветов сестренка Мери еще не видела! Орхидеи пяти разных цветов можно достать только в теплице однорукого фронтовика Кочубея. Таир ездил за букетом в отдаленный от центра район города, который назывался почему-то «восьмой километр», и они вместе со стариком-ветераном отобрали пять нежных цветков – белый, желтый, розовый, голубой, сиреневый. Кочубей вообще-то неохотно продавал свои цветы, он выращивал их скорее из любви к искусству, нежели ради собственной выгоды, но этому мальчику всегда охотно собирал букеты, причем отдавал их за весьма символическую плату. Ведь именно Таир вот уже три года подряд приезжал двадцать третьего февраля поздравлять ветерана с Днем Советской Армии и Военно-морского флота, а накануне девятого мая – с Днем Победы. А потом сопровождал фронтовика на школьные «уроки мужества», где Кочубей делился с учениками воспоминаниями о боях и сражениях, в которых ему довелось принять участие в годы Великой Отечественной войны.

Тетя Зейнаб поднялась из-за стола и стала пробираться к серванту за вазой, остальные женщины на все лады принялись выражать восхищение цветами, разглядывать их и нюхать. Тем временем Таир, воспользовавшись тем, что всеобщее внимание переключилось с его персоны на необычный букет, прошмыгнул на отведенное ему место: пустовал только один стул – между его матерью и двоюродным братом Манафом, который перешел на второй курс института.

– Цветы – это, конечно, хорошо, но они тебя не оправдывают. Мог бы рассчитать время и выехать пораньше, – строго сказала мать. – Я уже волноваться начала.

– Да что со мной случится, мама! Ты все время нервничаешь зря, – ответил Таир и честно признался: – У бабушки с дедушкой засиделся.

Он обвел глазами роскошно сервированный стол, судорожно сглотнул заполнившую рот слюну и, не дожидаясь приглашения, принялся перекидывать с общих блюд в свою тарелку оливье, селедку под шубой, тонко нарезанные ломтики голландского сыра и говяжьего языка, свежие и маринованные овощи. Горячего еще не подавали. Таир только успел закинуть в рот первую ложку салата, как услышал насмешливый голос Манафа. Брат тихо сказал ему в самое ухо:

– Ай-ай, как не стыдно! Накинулся на еду как гермямиш! 5 5 Гермямиш – человек, который ничего не видел. Что, твои бедные родственники тебя не накормили? Или им и самим есть нечего?

– Сам ты гермямиш! А мои бабушка и дедушка вовсе не бедные, – с обидой возразил Таир, – они побогаче многих, сидящих за этим столом!

– Ах, я и забыл, что евреи бедными не бывают! Твой дед, наверное, ювелир? Или он зубной врач, как все евреи?

Оголодавший гость всерьез разозлился и даже вилку в сторону откинул. За семейным столом собрались одни азербайджанцы, одна только его мама была русской. Но говорили в этом доме в основном по-русски, никто не допускал обидных намеков и злых насмешек в отношении национальной принадлежности родственников и друзей, и только Манаф позволял себе иногда подчеркивать, что его двоюродный брат – не чистый азербайджанец, а метис, и произносил это слово с явным презрением.

– Сам ты еврей, – сердито выпалил Таир.

– Я-то – нет. А ты сам говорил, что твои предки были евреями.

Подросток в который раз пожалел о своей излишней откровенности. Он действительно сказал как-то Манафу, что отец его прабабки был наполовину евреем, и теперь, словно в оправдание, принялся бахвалиться:

– Зато мой прадед был князем, а твой – зибильщиком! 6 6 Зибильщик – мусорщик.

– Ну и что же, у нас любой труд в почете! Да лучше быть азербайджанским зибильщиком, чем еврейским князем!

– Князем был другой мой прадед, и вовсе он не еврей!

– Что еще за разговор завели? – вскинулась мать Манафа Зухра, до которой донесся обрывок спора.

Но тут лица братьев внезапно осветила резкая вспышка – это отец Таира щелкнул затвором фотоаппарата. А Магомед поднялся с бокалом вина в руке, чтобы произнести тост, и все разом замолчали. Уже позже, когда мужчины вышли на балкон покурить, а женщины принялись освобождать стол от грязных тарелок, чтобы можно было подавать чай и сладости, Манаф в хозяйском кабинете сел на диван возле Таира, листавшего журнал «Советское кино», и продолжил прерванный разговор:

– Так что же твои князья не сбежали за границу в семнадцатом году? Что же их не расстреляли в тридцать седьмом?

– Моя прабабушка Алиса хранила тайну происхождения своих детей, – неохотно отозвался Таир. Ему был неприятен насмешливо-развязный тон, которым брат задал свой вопрос, и не хотелось продолжать опасный разговор, потому как в любой момент могла возобновиться вспыхнувшая за столом ссора.