– Какие картины? В нашем доме сроду не было никаких картин. Разве что репродукция «Незнакомки» Карамзина. Но и ту выбросили, когда делали ремонт в квартире.
– С-стало быть, твой д-дед их сбыл? К-кому? Ты должна что-то знать! Я не отстану от тебя, пока не р-расск-кажешь!
– Слушай, не нависай надо мной как фигура возмездия, а! – досадливо попросила Лада, и в речи ее отчетливо зазвучал бакинский акцент, – лучше отведи меня куда-нибудь пообедать. Думаю, ты не бедный. А то могу заплатить и я.
– Ловкий фокус, но не с-сработает, – карие глаза Таира налились с трудом сдерживаемой яростью. – Ты не выйдешь отсюда, пока мне все не расскажешь. Все, что з-знаешь и чего не знаешь – тоже!
– Я ничего не буду говорить, пока не пообедаю, очень есть хочется! А если ты думаешь, что я попытаюсь убежать или поднять крик в общественном заведении, то глубоко заблуждаешься. Я тебя нисколько не боюсь! Мне вообще в этой жизни нечего бояться.
– Во как! Смелая к-какая выискалась! Внучка коммунара, – визитер уже овладел собой и заикаться почти перестал. – Всем есть чего бояться в этой жизни – а ей, видите ли, нечего!
– Мне и правда – нечего. Я скоро умру. У меня рак. Так что чуть раньше или чуть позже – особого значения не имеет.
– Во как? – Таир снова окинул девушку внимательным взглядом, будто только что увидел ее впервые и сказал: – Жаль. Если, конечно, ты не врешь.
– Мне тоже очень жаль, – скорбно произнесла Лада, словно говорила о ком-то другом, выражая соболезнования родственникам покойного.
В этот вечер ей предстояло услышать долгий рассказ о событиях почти тридцатилетней давности.
День рождения десятилетней Мехрибан праздновали в семейном кругу, который никак нельзя было назвать узким, поскольку семья, когда она была в полном сборе, с трудом размещалась даже в таком просторном зале, как гостиная Магомеда Ибрагимова – человека солидного и уважаемого. Работал он режиссером на киностудии «Азербайджанфильм» и вращался в самых высших кругах республиканской элиты.
В первый день июля поздравить дочь Магомеда с первым в ее жизни юбилеем пришли только самые близкие родственники, и набралось их тринадцать человек. Тетя Тахира с мужем Юсуфом и сыном Кямалом. Тетя Зухра с сыном Манафом и дядя Али с женой Ольгой. Конечно, присутствовали на торжестве и родители именинницы, и ее родной брат Низами с беременной женой.
Во главе стола, составленного из двух – кухонного и обеденного, сидела самая старшая в роду – Сурея-ханум. Чинная и благообразная, в белом шелковом платке, накинутом на выкрашенные хной седые волосы, она с гордостью взирала на свое семейство. Четверых детей она подняла и всем дала высшее образование. И вот они в очередной раз собрались за одним столом, с мужьями, женами, детьми. У старшего сына вот-вот внук родился. Аллах гойса 4 4 Аллах гойса – даст Бог.
, будут у нее, Суреи, и еще правнуки. А значит, счастливая она женщина, не зря свой век прожила…
Все уже поздравили Мери и вручили ей подарки, и только ее двоюродный брат Таир, сын Али и Ольги, непозволительно задержался и опоздал к началу торжества. Имениннице сказали, что братик готовит ей сюрприз, и девочка, уже развернувшая и рассмотревшая все подарки, время от времени выглядывала в прихожую в ожидании прихода Таира. И все же проглядела его появление.
Входная дверь была не заперта, и он торопливо разувался в дядиной прихожей, когда сквозь разноголосицу застолья донеслось замечание отца:
– Совсем у парня нет чувства времени.
А мать тихо и тревожно ответила:
– Не случилось бы чего!
Таир ринулся в зал и замер на пороге. Он как-то выпустил из виду, что из всех его двоюродных братьев и сестер самой младшей была нынешняя именинница Мехрибан, которой исполнилось десять лет, и детям уже не накрывали отдельного стола, так что пришлось сразу же предстать перед всеми взрослыми родственниками, в глазах которых читалось явное осуждение.
– А вот и самый занятой и долгожданный наш гость пожаловал, – насмешливо протянул хозяин дома.
Запыхавшийся и смущенный мальчик не смог и слова вымолвить в свое оправдание. Но его любимая тетка Тахира лукаво подмигнула ему, а Мехрибан с разбегу кинулась на шею. Расцеловав, обдала запахом карамели и французских духов, по-видимому, выпрошенных по такому случаю у мамы Зейнаб, забрала из рук порядком растрепавшийся на горячем бакинском ветру букет разноцветных орхидей. Таир знал, что сегодня все будут дарить девочке розы, и очень хотелось, чтобы его цветы выделялись из общего числа и их поставили бы в отдельную вазу, а не в общей охапке, даже не освободив из целлофана, как все остальные. Так и вышло. Мехрибан воскликнула:
Читать дальше