– Но сепаратизм – проблема скорее теоретическая, что ли, – выразил сомнение Воронов. – И потом, она ближе каким-то пограничным территориям, а Сибирь находится как раз в середине, насколько я помню географию.
– Ну, строго говоря, сепаратизм – проблема политическая, а не географическая, но сейчас это не важно, – примирительно сказал Скорняков и замолчал.
– Никак не могу найти ту линию, которая вела бы к пониманию всего, что произошло, – признался он после паузы.
– Хорошо, – решительно произнес Воронов. – Вот вы сказали, что «смотрели в одну сторону». В какую? Какие проблемы вас объединяли с Овсянниковым? Я имею в виду не глобальные вопросы, а конкретику. О чем он спрашивал вас? О чем вы его? Вы ведь много лет общались.
– «Конкретика», – почти насмешливо повторил Скорняков, и сразу же поправился. – Нет, я вас понимаю, конечно. Вам ведь хочется узнать что-то такое, что поможет понять причины произошедшего… Кстати, а что полиция? Там хоть что-то делают?
– Делают, – ответил Воронов таким тоном, что стало ясно: лучше бы и не делали.
И Скорняков понимающе кивнул.
– Что же мне вам ответить? Понимаете… Сибирь наша – это ведь до сих пор край неведомый, загадочный. Где, например, можно провести границы «Сибири», если ее выделять, так сказать, политически? И складывалась она не сразу, а постепенно, прирастая все новыми и новыми землями, а там живут разные люди, разные народы, этносы. У них свои верования, свои представления о мире. И просторы сибирские позволяли когда-то этим людям существовать независимо друг от друга. Это вам не Европа, где от одной границы до другой можно на велосипеде проехать! А Иван больше занимался историей Балясной, ну и этим «чертовым городищем». Реально-то, как сейчас любят говорить, нас это самое городище и связывало. Но связывало довольно своеобразно. Я над его поисками посмеивался, но не за спиной, а в глаза, а сам интерес к истории сибирской деревни, к заселению Сибири поощрял, насколько возможно. Мы ведь никогда не выясняли, кто кому чаще задает вопросы. Это было интересно нам обоим, потому что все это был один процесс – открывание знания. И если, например, я задавал вопрос, а Иван давал ответ на него, он потом не интересовался: «А для чего это тебе было нужно?», ибо понимал, что для меня, возможно, это был какой-то промежуточный пункт в рассуждениях.
– Я понял вас, Михаил Иванович. Получается, что вы нам никакой нити не дадите.
Скорняков посмотрел на него, как мама смотрит на расшалившегося малыша:
– Куда вы спешите? Ответов на вопросы, связанные с убийством Ивана, у меня нет, но и отказаться от поисков я не могу. Давайте попробуем разбираться вместе. Вы, Алексей, слушайте и задавайте вопросы. У вас очень удачно получается заострять проблему, а это – дар! Ну и Ирма, конечно, тоже, потому что вы ведь, милая девочка, все происходившее знаете, так сказать, с другой стороны.
– Хорошо, – согласился Воронов. – Начнем!
– Вот вы говорите, откуда тут сепаратизм? А он в сибирскую идею заложен, можно сказать, с самого начала. Вот принято считать, что Сибирь для Русского государства завоевал Ермак Тимофеевич. И легенда-то весьма удобная, прижилась, будто тут и была. Ведь до смешного доходило: Ермак, если верить легенде, погиб где-то в наших краях, то есть на западе Сибири. А имя его переносят на далекий сибирский восток. В городе Ангарске – а это Иркутская область – была хоккейная команда «Ермак». Какое он отношение имеет к тем местам? Что это – наивный патриотизм коммунистов или тонкий расчет других сил? И не считайте это глупыми придирками.
Итак, Ермак. Принято считать, что его наняли пермские купцы Строгановы. Обязанности они распределили так: Ермак набирает ватагу, а Строгановы обеспечивают экспедицию всем необходимым. И снова вопросы! Земли эти – и нынешний Пермский край, и та Сибирь, что сразу за Уралом, – считались «окраиной господина Великого Новгорода».
– Простите… – начал было Воронов, но Скорняков и слушать не стал – продолжил:
– Именно так, уважаемый Алексей Леонидович! Вы наверняка еще со школы помните про «Новгородскую феодальную республику» с ее особой формой самоуправления – вечем. Так вот, сообщаю вам, что вече частично формировалось за счет тогдашней «номенклатуры», то есть местного чиновничества. Были в их числе и те, кого называли «кончанскими», а «концами» в Новогороде именовали, ну, как бы проще объяснить… городские окраины, понимаете? То есть кончанские – это районные старосты. И одним таких концов как раз и была эта самая территория нынешнего Пермского края и того, что именуют Югрой. И основное богатство этих мест – рухлядь. То есть пушнина.
Читать дальше