Эшли Дьюал - Ночные животные

Константин дернул уголками губ, что выглядело почти как улыбка, но глаз не открыл.

– Мам?

– Костя, – женщина на какое-то время замолчала. Потом спросила: – Ты в порядке?

– Все нормально.

– Мишто [5]   Мишто – с цыганского «очень хорошо». . Я рада, что ты добрался без происшествий.

– Мама, я хотел перед тобой…

– Как твои соседи? – Безразличием в ее голосе можно было заморозить весь Питер.

– Обычные соседи, ты скажи, ты помнишь, о чем мы договаривались? – Константин сжал в пальцах телефон и непроизвольно стиснул зубы. – Помнишь, что я тебе сказал?

– Не надо меня защищать.

– Что я сказал?

Женщина недовольно вздохнула, но все же ответила:

– Звонить тебе.

– Когда звонить?

– Судя по твоим наставлениям, каждые полчаса.

– Мама.

– Звонить тебе, если отец будет не в настроении.

– И я вернусь, – угрожающе процедил парень.

– Не вернешься. – Анна Ромал говорила совершенно спокойно, а грудь Кости так и пылала пожаром. – Ты сделал выбор, чяво [6]   Чяво – с цыганского «сын». , тэ дэл о Дэвэл э бахт лачи. [7]  Тэ дэл о Дэвэл э бахт лачи – с цыганского «да благословит тебя Бог».

Константин собирался с духом. Губа зудела, под футболкой горели синяки. Всего-то два, но достаточно большие. Юноша встряхнул головой и прижался лбом к аппарату.

– Учеба у меня в первой половине дня. Я подыщу работу, а на выходные постараюсь приезжать к вам. Хотя бы раз в месяц. Он привел кухню в порядок?

– От нее мало что осталось после вашего разговора. – Костя крепче стиснул кулаки. Он хотел ответить, но мать его опередила: – Я должна идти, моя смена не кончилась. Тебе не нужны деньги?

– Нет, у меня…

– Мишто. Мне пора.

Послышались глухие гудки. Константин распахнул глаза и в растерянности уставился на телефон: мать бросила трубку. Он зажмурился, почувствовал, как пожар охватывает легкие, и со всей силы ударил по автомату кулаком.

Людская жизнь состоит из череды перекрестков. Человеку приходится делать выбор, и Константин выбрал свое будущее. Был ли он прав? Покажут ночи. Бессонными они будут или спокойными, зависит от его совести.

Константину казалось, что никогда прежде он не жил в такой просторной комнате. Дома у него была сущая каморка, в которой едва умещались кровать и стол. В нынешней комнате был лишь один недостаток, и – нет, он заключался не в жестком матрасе.

Артур Селиверстов, казалось, ни черта не умел: ни подниматься со звонком будильника, ни складывать свои вещи, ни запирать на ключ дверь или выключать свет, прежде чем уйти.

У него не получалось ничего, кроме как действовать Косте на нервы. Уже на пятый день учебы выяснилось, что Арт никогда не моет за собой чашки. Еще ребята узнали, что он никогда прежде не сталкивался с такой штукой, как готовка. Еда у него вечно безбожно воняла, а на кастрюлях оставалась подгоревшая корка. Чем он питался и как выживал? На этот вопрос ответа, кажется, не существовало. Единственное, что Костя и Даниил точно знали: Артур громко храпит. Иногда Константину хотелось придушить блондинчика подушкой.

Начало новой недели не предвещало ничего хорошего. Арт проснулся после шестого звонка будильника, тем самым разбудив Даниила, которому в этот день поставили пары ближе к полудню, и резко подорвался на ноги. Он вновь опаздывал. Кровать Кости была так идеально застелена, что Артур фыркнул, а потом нацепил первое, что попалось в поле зрения, и стрелой вылетел из комнаты. Тут же вернулся за рюкзаком и опять убежал. А потом вновь вернулся, потому что забыл сотовый телефон и ключи. Когда парень забежал в спортивный зал, переодетый в белоснежную форму для фехтования, держа под мышкой защитную маску, студенты уже размахивали рапирами и наносили друг другу удары.

– Попов! – крикнул тренер, и Арт удрученно поджал губы. Кто мог подумать, что учеба в университете – это так сложно. – Ты опоздал.

– Я задержался.

– Задержался?

Тренер остановился напротив Артура, сцепив перед собой руки. На вид ему не было и сорока. Глаза – темно-синие, глубоко посаженные. Ни одной морщины около губ. Старила его разве что лысина, которая ярко переливалась в лучах солнца, рвущегося из гигантских витражных окон. Якунин Александр Андреевич ждал ответа, и тогда Артур сказал:

– Я должен был помочь.

– И кому же?

– Одной женщине. Очень… старой.

– Старой? – Якунин наклонился вперед. – И как – помог?