Прежние хозяева – семья с четырьмя детьми – мечтали собрать под одной крышей и внуков, а бог даст – и правнуков. Увы, дети выросли и разъехались кто куда, а пожилая чета осталась наедине с садом, в котором неудержимая растительность отвоевывала себе с каждым годом все новые рубежи, и огромной виллой со множеством коридоров и комнат, давно позабывших шлепанье босых детских ножек по прохладным вытертым дубовым доскам пола.
Старая обитательница недавно овдовела и была более не в силах содержать всю эту великолепную усадьбу в надлежащем порядке, а потому решилась продать опустевшее фамильное гнездо, чтобы уехать доживать свои дни в Больё-сюр-Мер, где прошло ее детство.
Деборе стало скучно, но идти в дом совершенно не хотелось. Хоть птиц в саду больше не было видно, все-таки интереснее было рассматривать небо сквозь просветы в зеленом шатре огромного куста. Однако, когда в небе над океаном пролетел самолет, Дебора поняла: сегодня он приедет. Она что было прыти помчалась в кухню, откуда доносилось тихое позвякивание столовых приборов.
София порхала вокруг обеденного стола и сервировала его. Окна на кухне были широко распахнуты, ветер то и дело трепал занавески и норовил приподнять подол легкого платья Софии, на что огромные маки в вазе посреди стола неодобрительно покачивали своими головками. София, казалось, не обращала внимания на шалости ветра. Лицо ее озаряла улыбка, одновременно безмятежная и полная предвкушения.
– Ну вот, все уже готово! – сказала София, удовлетворенно окидывая взглядом накрытый стол, и, обернувшись к Деборе добавила, – Раз уж и ты заметила самолет, тогда тащи свой поводок! Мы идем гулять.
При слове «гулять» сердце Деборы радостно затрепетало, хвост колечком заходил ходуном, и она со звонким лаем помчалась в прихожую за поводком.
Они вышли на Руа де Портосело и двинулись в сторону парка Монтеферро. Дебора, как заправская ездовая лайка, тащила Софию на буксире, успевая между делом обнюхивать обе обочины дороги. Среди корабельных сосен, из которых в былые времена делали мачты для кораблей Христофора Колумба, и нежно зеленевших папоротников раздавалось пение каких-то пташек, а на нагретых солнцем лужайках стрекотали невидимые кузнечики.
День был такой безмятежный, полный неги и музыки. Она рождалась в голове сама собой! Захотелось скорее побежать домой, сесть за фортепиано и наиграть удивительную мелодию, услышанную в роще, но в то же время так жаль было пропускать хоть один из чудных звуков, извлекаемых Эолом из его волшебной невидимой арфы. Они двинулись дальше, слушая пение ветра, прикосновения которого, словно пальцы античного божества, заставляли сосны трепетать.
Обогнув серую гранитную глыбу монумента на вершине холма, София, увлекаемая четвероногой спутницей, двинулась на юг. Там у обрыва стояло несколько каменных скамеек, откуда открывался прекрасный вид на неразлучную пару островов Эстелас. София присела на теплый гранит скамьи и стала глядеть вдаль.
Синяя толща воды здесь и там вспенивалась, волны тягуче наползали на прибрежные камни, затем лениво откатывались с глухим рокотом. София любила океан. Стоя над обрывом и глядя на бескрайнюю зыбь, она представляла себя верной возлюбленной капитана бригантины, бороздящей Атлантику по пути в родной порт Понтеведры. Эта мысль всегда будоражила ее воображение. Разве можно с чем-то сравнить сладость долгожданной встречи со смуглым, опаленным солнцем южных морей, путешественником? Разве есть что-то упоительнее того, чтобы запустить пальцы в его густые иссиня-черные волосы и, притянув его голову к себе, впиться жарким поцелуем в его соленые от морского бриза губы? При этой мысли сердце тяжело и глухо начинало биться, по телу разливалась истома, а между ног становилось горячо и влажно.
Лай Деборы привел Софию в чувство: собака лежала в позе сфинкса из Гизы, щуря янтарные глаза, вывалив розовый язык между белоснежными клыками и часто-часто дыша.
– Пойдем к воде. Тебя надо бы остудить, а то ты расплавишься, – спохватилась София.
Несмотря на близость океана, июльский зной давал о себе знать. Дебора и ее хозяйка устремились вдоль скалистого берега в сторону дома.
Дойдя по тропинке до небольшого песчаного пляжа за их собственным садом, София притомилась и присела на один из врытых в песок камней. Ветра и прибой тысячелетиями пытались раскрошить этот обломок скалы, но сия битва была еще далека до завершения. Чуть дальше волны и сейчас лизали испещренные трещинами и впадинами валуны, с обеих сторон ограждавшие полосу песка.
Читать дальше