Он покосился на Гусева. Лейтенант опять дремал, бессильно уронив на грудь тяжелую, как чугунное ядро, голову. Вот дерьмец, подумал Волосюк. Прокаркался и опять заснул. Он снова двинул Гусева в бок, на этот раз гораздо сильнее, Гусев вздрогнул и поднял голову.
- Что такое? - недовольно проворчал он.
- Купцов что-то давненько на связь не выходил.
- Ну и что?
- Да вот я думаю: может, его вызвать?
Гусев душераздирающе зевнул.
- Нельзя, - сказал он. - Гранкин запретил.
- Запретил-то он запретил, - с сомнением произнес Волосюк, - но...
- Что - "но"?
"А в самом деле, - подумал Волосюк, - что - "но"? Мы получили четкие инструкции. Инструкции, между прочим, как раз и придуманы для таких случаев, когда не знаешь, как поступить. Вряд ли Купцов даст себя убить. А если вызов его выдаст, несдобровать.
Гранкин мне голову оторвет и выставит на всеобщее обозрение, чтоб другим неповадно было. А если не выдаст, все равно меня дураком сделают: а вдруг этот псих был в двух шагах от Купцова, услышал рацию и слинял?
Доказывай потом, что ты не верблюд... Ну, а если Купцову все-таки не повезло, с меня взятки гладки: действовал по инструкции. Сидел, ждал, наблюдал.""
И он продолжил наблюдение за подъездом Пряхина.
По сторонам от подъезда росли густые кусты - в темноте было не разобрать, какие именно. Растительность полностью закрывала фасад до второго этажа, так что сидевшим в машине милиционерам был виден только тот подъезд, за которым они наблюдали. И, конечно же, они не заметили человека, который тенью проскользнул вдоль стены под прикрытием кустов и бесшумно вошел в соседний подъезд. Убийца не хотел ждать, у него были совсем другие планы.
Вскоре в поле зрения Волосюка и Гусева появился Пряхин, хорошо различимый в темноте благодаря светлому плащу. Старик шел не спеша, совершенно не боясь темноты и того, что могло в ней таиться. Гусев, который в очередной раз вынырнул из своего мучительного полусна, первым заметил пенсионера.
- Явился, не запылился, - сказал он. - Смотри, вон он, ползет, как вошь по гребешку. Цел и невредим.
Я же говорил, мы здесь только время теряем.
Волосюк поспешно потушил сигарету и вгляделся в темноту.
- Ага, вижу. Ну, и слава богу. Что-то нет у меня настроения маньяков ловить. Радуйся, Гусь, сейчас домой поедем.
- Да чего мне радоваться, - Гусев пожал плечами. - Ну, поедем... У тебя хоть жена дома. Разбудишь ее и того.., тепленькую, а?
- Да, - со вздохом сказал Волосюк, - ее сейчас разбудишь.
- Ну, не буди. Можно же, наверное, и так...
- Да ну ее, пусть лучше спит. А то, того и гляди, в самом деле проснется.
В кармане у Волосюка, кашлянув, ожила рация.
- Он вошел во двор, - раздался искаженный помехами голос Купцова. Принимайте.
- Приняли уже. Видим, как на ладони. Все, отбой, подходит.
Купцов отключился.
Старик миновал машину, даже не взглянув в сторону, и вошел в подъезд. Он закрыл зонт, энергично встряхнул его, обдав цементный пол брызгами, и, стараясь не шуметь, стал подниматься к себе на пятый этаж.
По дороге ему пришлось остановиться, чтобы перевести дыхание - годы были уже не те, и никакой здоровый образ жизни не мог вернуть ему того, что было утрачено давным-давно. Он немного постоял на лестничной площадке, опираясь на зонт, как на трость, и нащупывая в кармане ключ от квартиры. Ему вдруг вспомнился Васяня, который пугал его каким-то маньяком. "Ну, и где он, твой маньяк? - мысленно обратился он к бомжу. - Ты сам-то, небось, перетрусил. Живешь по подвалам, по чердакам, ночуешь в парадных. Вот на твоем месте я бы точно сон потерял. Того и гляди, нарвешься..."
Он усмехнулся. Здесь, на освещенной лестнице, все эти мысли казались пустыми и никчемными. Маньяк - это что-то отвлеченное, не имеющее отношения к реальной жизни. Все маньяки в наше время живут на телестудиях, снимаются в триллерах, или пишут под псевдонимом детективные романы, давая выход больной фантазии. На улице маньяку совершенно нечего делать - там ведь дождик...
Покачивая головой в такт своим мыслям, Аполлон Степанович возобновил восхождение.
Старый дом был построен с большим размахом. Потолки высоченные, лестничные площадки поражали своей шириной. Внутри дом подвергся основательным изменениям: огромные, по восемь - десять комнат коммуналки разбили на отдельные квартиры, понастроив перегородок, понаставив дверей, понагородив каких-то невообразимых углов. В результате подъезд превратился в пятиэтажный лабиринт, разобраться в котором свежему человеку было трудновато. Чтобы здесь жить, требовалась определенная сноровка, которую Аполлон Степанович давно уже приобрел. К примеру, смотреть в дверной глазок, чтобы узнать, кто пришел, было бесполезно: слабая лампочка освещала только самую середину лестничной площадки, а в узких изогнутых тупичках, образованных возведенными здесь перегородками, круглые сутки было темно, как в могиле.
Читать дальше