Андрей Воронин - Проводник смерти

- Здорово, братан, - обрадованно приветствовал его сидевший за рулем Кабан, словно они были лучшими друзьями. - Пацаны, это Муха - ну, тот самый. Классный парень, артист. Может на Останкинскую башню без вертолета залезть.

Сидевшие сзади "пацаны", которым было откровенно тесно втроем на узком сиденье "нивы", кряхтя, начали протягивать вперед мосластые лапы, чтобы обменяться рукопожатием с новым "братаном". Муха по очереди пожал ладони всем троим и с некоторым удивлением поймал себя на том, что немного успокоился: ощущать себя членом коллектива единомышленников было приятно несмотря ни на что. "А что, - подумал он, - чем не жизнь? Время одиночек давно прошло, теперь даже Европа объединяется. Скажи спасибо, что тебя берут в долю.

Могли бы, между прочим, просто обобрать и шлепнуть. Работать под такой "крышей" - об этом же можно только мечтать! Это тебе не Кораблев с его ломбардом. У этих проколов с наводками не бывает, у них все схвачено раз и навсегда."

- Не дрейфь, братан, - сказал Кабан, словно прочитав его мысли, - за нами не пропадешь. Ты как, в норме?

- В норме, - ответил Муха и вынул из кармана сигареты. Руки у него больше не дрожали.

- Тогда поехали, - сказал Кабан и запустил двигатель. - Надо кончать скорее, пока я прямо за рулем не уснул. Тяжелый был денек, зато теперь все в полном ажуре. Правда, пацаны?

Заднее сиденье вразнобой подтвердило его слова.

- Что именно в ажуре? - зачем-то спросил Муха, которому было совершенно неинтересно, где странствовали Кабан и его "пацаны" и чем они занимались во время своих странствий.

- Да Валера твой в ажуре, - спокойно ответил Кабан, выводя машину со двора. - Знаешь, что такое ажур? Это когда в чем-нибудь много-много сквозных отверстий. Для красоты, сам понимаешь.

- Вы что, его.., того? - холодея, спросил Муха.

- А тебе жалко? Брось, братан, не жалей. Это же он тебя капитану сдал. Сначала дал наводку, по которой ты чуть в тюрягу не загремел, а потом сдал. Дали ему в рыло, он и раскололся. Чего о нем жалеть? Зато теперь про тебя ни одна живая душа не знает - кроме нас, конечно. А мы на своих не стучим, у нас это не принято. Западло, понял?

- Понял, - сказал Муха.

"Действительно, - подумал он, - что тут непонятного? Нет человека нет проблемы. Тот, кто раскололся один раз, мог расколоться снова, и тогда ко мне пришел бы настоящий мент, а не тот бугай в погонах. Что я потерял в тюрьме? Да и не дожил бы я до тюрьмы, наверное. Нет, в такой жизни есть своя прелесть, факт.

Ни о чем не надо думать, как в армии. Главное, выполняй приказы, а об остальном позаботятся те, кому за это деньги платят. Обеспечат алиби и устранят свидетелей.

А раз так, то нечего забивать себе голову ерундой. Главное, чтобы клиент был на месте."

- Да, - сказал вдруг Кабан, - чуть не забыл.

Открой-ка бардачок, братан. Там для тебя кое-что имеется.

Муха открыл бардачок и сразу уловил внутри тусклый блеск вороненого металла. Он вопросительно посмотрел на Кабана. Тот ободряюще кивнул, и Муха осторожно вынул из бардачка увесистый черный пистолет с коричневой ребристой рукоятью.

- Привет от Валеры, - сказал Кабан, и кто-то на заднем сиденье коротко хихикнул. - Это тебе на всякий пожарный случай, если клиент вдруг начнет брыкаться.

Но лучше, конечно, не шуметь.

- Конечно, - сказал Муха, засовывая пистолет во внутренний карман куртки. Тяжесть оружия успокаивала. Конечно, стрелять в квартире клиента он не собирался, но пистолет был добрым знаком: если бы Кабан собирался убить его сразу же по завершении дела, он не стал бы вооружать свою потенциальную жертву.

- С пушкой обращаться умеешь? - спросил Кабан.

- Дело нехитрое.

Кабан неопределенно хмыкнул и покрутил головой.

- Нехитрое, говоришь? Это хорошо. Только по мишеням в тире шмалять это одно, а живому человеку в брюхо засадить - совсем другое дело. Врубаешься, братан?

Муха промолчал. Откровенничать с этим куском мяса он не собирался. Его прошлое, спецназ и пыльные афганские горы - все это касалось только его, и ему было противно даже думать, что эта горилла с золотой цепью на шее может коснуться его воспоминаний. Он и сам редко вспоминал о том, что было когда-то, с тех пор, как связался с Кораблевым: его теперешний образ жизни как-то незаметно накладывал отпечаток на прошлое, пятнал его, делал мелким и глупым то, что он всю жизнь считал большим и правильным. Поэтому он промолчал, криво улыбнувшись уголком рта и предоставив Кабану сколько угодно сомневаться в его способности справиться с обыкновенным пистолетом Макарова: такие сомнения были ему на руку, и уверенность Кабана в своем превосходстве могла в решающий момент сыграть Мухе на руку.